После тщательного осмотра стало ясно, что здесь вновь побывали незваные гости — опять пришлось обезвреживать телефон. Жучки были понатыканы и в других местах, включая даже туалет — видимо, мои планы на будущее все больше интересовали людей Ивана Иваныча, и мой новый контракт не успокоил, а еще сильнее насторожил их.

Но я не стала заниматься всей этой аппаратурой, а просто завалилась спать, как невинный младенец. Этот нудный, без ярких впечатлений, но полный внутреннего напряжения день вымотал меня до последней степени. Едва коснувшись головой подушки, я провалилась в сон.

Среди ночи вдруг раздался длинный и, как мне показалось, зловещий телефонный звонок. Я словно ошпаренная вскочила с постели и сняла с аппарата трубку. Мысленно я тут же поблагодарила своего ангела-хранителя, который заставил меня проявить достаточное благоразумие и проверить вечером телефон. Звонил Овалов.

Голос его звучал иронично и тревожно одновременно:

— Звоню, потому что должен предупредить. Сыграть твоего фальшивого пастора для меня — раз плюнуть. Несколько лет назад я работал с ним в Италии. Он ас в банковских делах, но как боец — не очень. Его обязательно кто-то будет подстраховывать — учти это. Ну а вообще — к двадцатому буду готов, не сомневайся. Целую тебя.

В трубке послышались короткие гудки. Глядя в темноту, я отчетливо и с искренней досадой сказала:

— Извините, вы, кажется, ошиблись номером!

Итак, они чуть не провели меня. Но я была не в обиде. То, что мой пастор оказался всего лишь приманкой, снимало многие проблемы. Во-первых, моя совесть немедленно успокоилась. Во-вторых, господину Ланге можно было ничего не возвращать — ни паспорт, ни деньги — они были не его. В-третьих, преимущество было теперь на нашей стороне. Важно было его не упустить.

Вряд ли противная сторона ожидала, что Овалов сумеет воспользоваться чужими документами. Демонстрация паспорта и авиабилета была рассчитана на меня — я должна была поверить в непричастность пастора к нашим делам, а заодно клюнуть на приманку и попытаться завладеть документами. Видимо, Ланге не будет ни удивляться, ни протестовать, если однажды я вдруг предложу ему заскочить к своим знакомым. Думаю, ради этого он без колебаний отменит любую запланированную встречу. И под мешковатым пиджаком у него наверняка окажется в нужный момент не молитвенник, а пистолет, заряженный специальными капсулами. Все произойдет, как и предсказывал Иван Иваныч, совершенно бесшумно, а наши трупы будут найдены очень не скоро, потому что господин Чернов — человек занятой и навещает свою увлекающуюся пассию от случая к случаю. Герр Ланге к тому времени будет уже в Европе, за тысячи миль отсюда, свободный от всяких подозрений.

Они подбрасывали мне соблазнительный вариант, надеясь, что я сыграю роль троянского коня и сама выведу их человека на цель. Они, видимо, не сомневались в успехе, и ненавязчивая слежка была лишь необходимой подстраховкой. Ноты были расписаны, и мне оставалось только правильно сыграть по ним. Я и собиралась сыграть все — до единственной последней ноты. Вместо нее пойдет импровизация, которая вряд ли им понравится.

На следующий день ничего необычного не произошло. Пастор был спокоен и зануден, как обычно. Мы побывали с ним в трех школах, где по новомодному обычаю ученикам преподавали Закон божий, но где, по случаю каникул, почти никого не было, а также встретились с каким-то православным священником, и везде герр Ланге сумел нагнать такой скуки, что вокруг него на лету дохли мухи. Теперь я не осуждала его — бедняга занимался не своим делом. Наверное, он сумел бы развернуться во всем блеске, если бы избрал себе привычную личину банкира, но, возможно, банкира с такой именно внешностью вовсю разыскивает Интерпол. Или герр Ланге должен принять участие в какой-то церковной афере и теперь попутно вживается в образ, кто знает. В сущности, меня это уже не интересовало, ведь я собиралась основательно попортить герру Ланге всю дальнейшую карьеру.

Мы снова вместе отобедали и отужинали, а вечером расстались — к обоюдному удовольствию. И снова меня пасли до самого дома — но, правда, не так явно. Или сменщик был более аккуратен, или он просто не так бросался в глаза, потому что выехала я засветло, и движение на улицах было гораздо интенсивнее.

Наконец наступило девятнадцатое число. В моем пасторе что-то неуловимо изменилось. Он казался более сосредоточенным и хмурым, чем обычно, и почти со мной не разговаривал.

Одну встречу — с представителями Красного Креста — пришлось отменить из-за каких-то неувязок, и я мысленно от души поздравила их с такой удачей. Вторая — с представителями протестантской церкви — состоялась, но прошла в такой угнетающей обстановке, что встречающиеся стороны не чаяли, как бы поскорее расстаться.

Пастор был совершенно не в своей тарелке, нес какую-то унылую чепуху, путал слова и невпопад отвечал на вопросы. По-моему, все мысли его занимал единственный вопрос — когда же наконец я приглашу его зайти куда-нибудь.

И он дождался этого приглашения, когда уже в машине пожаловался:

— Нездоров! Жара, утомление… Здесь не отличный климат! Плохая пища. Я истощен, испытываю головокружение…

— Если не возражаете — можно зайти к моим друзьям, — предложила я. — Они живут здесь неподалеку. Выпьем по чашечке кофе — вам сразу станет лучше.

Сначала он ничего не ответил. Видимо, боялся, как бы голос его не выдал. Потом закряхтел и, продолжая разыгрывать из себя европейца, осведомился:

— А будет ли удобно? Без предварительного звонка?

— У нас так принято, — весело ответила я. — Без звонка и без стука…

— Вундербар! Чудесно! — тоже повеселев, воскликнул он.

«Это еще не вундербар, — подумала я, — вот когда вы вламываетесь по ночам к незнакомым людям, — это, действительно, вундербар. Так что не дрейфь, пастор, самое восхитительное еще ждет тебя впереди». Мой «Фольксваген» петлял по центру города до тех пор, пока я не вычислила подстраховщика. Он упорно повторял за мной все повороты на «Москвиче» морковного цвета. Колымага была с местным номером — видимо, теперь они использовали машины, взятые напрокат.