Небывалая любовь к Насте стала наполнять меня, она заполнила меня до краев и хлынула наружу. Это была божественная любовь, без всякой пошлости и низменных инстинктов. В данную секунду я любил Настю всей душой, всем сердцем, желая оказаться с ней прямо сейчас. Ноги несли меня все быстрее и быстрее, я с трудом удерживался, чтобы не перейти на бег. Интересно, ждет ли она меня или чем-нибудь занята? Вопрос, который я задал сам себе, не имел значения, и все же я его задал – сейчас мне все было неинтересно, мне хотелось побыстрее оказаться с ней.

Вот уже и знакомый подъезд. Лифт как будто ждал – он открылся прямо передо мной, не давая медлить ни секунды. Загорается кнопка седьмого этажа. «Почему же мы едем так долго?» – Я с нетерпением жду. Двери открываются, я вылетаю из лифта и звоню в дверь. Один звонок, другой, третий. Тишина. Моя любовь пытается пробиться через эту преграду, узнать, что случилось, но, похоже, никого нет дома. Обессиленный, я сползаю по стенке. С грустью я отворачиваюсь от двери и вижу, как из-за угла стенки, скрывающей пожарную лестницу, выскакивает Настя и, улыбаясь, медленно подходит, деланно не замечая меня.

Любовь, которая уже почти сжалась в комок от горя, словно взорвалась вселенским взрывом, выплескивая наружу все накопившиеся эмоции. Я подхватил Настю на руки и закружился в беззвучном танце. Я кружил ее и кружил, не произнося ни слова. Ее настрой был созвучен моим переживаниям, и она тоже молчала, обвив мою шею руками и положив голову на мое плечо. Когда руки уже стали неметь от напряжения, я опустил ее на пол и обнял.

Мы, держась за руки, вошли в квартиру. Минуту спустя мы уже сидели на кухне. Точнее, я сел на табуретку, а Настя мне на колени. Прошло некоторое время, и она решилась нарушить молчание:

– Мне почему-то показалось, что ты сейчас должен прийти. Я посмотрела в окно как раз вовремя, чтобы увидеть, как ты поворачиваешь за угол дома. Я сразу же решила немного тебя разыграть.

– У тебя получилось. – Я смотрел на нее с благодушной улыбкой.

– Только я думала сказать или сделать что-нибудь такое разэдакое, но, увидев тебя, забыла все свои придумки. Было такое ощущение, что я погрузилась в твои чувства, которые были столь страстными и пленительными, что я уже не могла удержаться. Мне просто хотелось остаться в них, плыть, как по волнам, все дальше и дальше к неизведанным берегам.

– Со мной произошло то же самое – наверно, это и есть единение душ.

С одной стороны, мне не хотелось говорить, потому что сознание еще пыталось удержать уходящее чувство единения, и в то же время мне хотелось говорить, говорить и говорить, выплескивая наружу всю накопившуюся любовь. Мы посидели молча еще немного.

– Ты веришь в жизнь после смерти? – неожиданно спросила Настя.

– Интересно, к чему ты это спросила? – насторожился я.

– Не знаю, просто когда все так хорошо, всегда откуда-то вылезают подозрительные нехорошие мыслишки, забивающие голову. Говорящие, что все хорошее преходяще, а все плохое приходяще. – Немного скаламбурив, она улыбнулась.

– На самом деле смерть – это ведь вечный покой. Покой твоего сознания, которому не надо больше беспокоиться о собственном теле, о глупых примитивных желаниях. – Немного помолчав, я спросил: – А ты не веришь в реинкарнацию? Ведь при реинкарнации тебе никто не обещает спокойной и хорошей жизни, только новые рождения с новыми невзгодами, через которые предстоит пройти снова и снова.

– Надеюсь, что ее нет, потому что это слишком безрадостная перспектива, к тому же, на мой взгляд, она лишена смысла.

– Почему? – не дал я ей закрыть тему.

– Потому что зачем тогда все? Зачем я сейчас живу, если в следующей жизни я ничего этого не вспомню? Да и какой-нибудь убийца, сделавший много зла, умерев, забывает об этом всем и рождается снова. – Рассуждая, Настя немного разгорячилась.

– Зато в следующей жизни он получит достойное наказание – например, родится инвалидом, или его все будут постоянно пинать и издеваться. – Я постарался ее немного успокоить.

– Ну и для чего? Он-то все равно ничего не вспомнит и будет думать, что это несправедливая судьба над ним издевается, и все такое. Это будет совсем другой человек. Поэтому при таком раскладе зачем задумываться о том, что будет потом, если все, что будет, тебя по большому счету касаться не будет? – Я пожал плечами. – Поэтому либо эту систему неправильно описывают, либо она слишком бестолкова, чтоб существовать.

В принципе, я был с ней согласен, поэтому не спорил, давая выговориться, но неожиданно она замолчала.

– Неужели наша жизнь напрасна, никому не нужна и конечна? – Так же неожиданно прервала она затянувшееся молчание.

– Ну это вряд ли. Мы живем, чтобы развиваться, попутно развивая этот мир – точнее, пока что развивая эту планету. Когда-нибудь потом мы будем развивать другие планеты, потом галактики, потом всю вселенную – кто знает. Нет ничего напрасного в наших жизнях, напрасны только переживания по этому поводу, которые отнимают много энергии, которую можно потратить на что-то другое.