Шрифт:
Арсен потерял терпение. Если они не узнают у этого… – он не мог подобрать подходящее определение для доктора – то, что велено, Маркоша с них головы поснимает.
Гинеколог ничего существенного так и не сказал. Они его даже бить не стали, побоялись, что он умрет от страха. Такого указания не было – лишать доктора жизни, поэтому парни ограничились запугиванием и мелкими уколами ножом. Доктор клялся и божился, что никаких других мужчин Вики он не знает, в глаза их не видел.
– Но они все-таки были? – настаивал Паша.
– Думаю, да, безусловно, были. Иногда… – врач помолчал, подбирая слова, – приходилось ликвидировать последствия, которые недвусмысленно говорят об определенных отношениях с другими мужчинами.
– С какими это другими? – насторожился Арсен.
– Ну, с другими, не со мной. Потому что из-за меня этого никак случиться не могло. Мы слишком редко встречались с Викторией и всегда были предельно осторожны.
– Так ты с ней спал?
– Ну, – смутился гинеколог, – в некотором роде. Она мне очень нравилась. В постели особенно. Поэтому я… терпел, никогда не говорил ей, что догадываюсь…
– О чем это ты догадывался?
– О том, что у нее есть другой мужчина или мужчины…
– А кто эти мужчины?
– Я не знаю, ни разу не видел! Клянусь!
– Черт! Вот козлина! Столько времени на него потратили!
Паша и Арсен сразу поняли, что доктор никого не убивал и бумаг не крал. Он был просто не способен на это – из-за трусости. Да и смысла никакого в этом не было. Бизнесом он не занимался, в бумагах ровным счетом ничего не «волок», зачем они ему могли понадобиться? Вика ему нравилась. Стал бы он бабу убивать просто так!
– Может, из ревности? – предположил Паша. – Отелло в белом халате! – Он громко захохотал над собственной шуткой.
– Допустим. А бумаги где? – спросил Арсен.
Паша почесал толстый загривок. Где бумаги, непонятно!
Они отвезли доктора обратно в клинику, как следует припугнув его насчет болтовни, и вернулись на фирму.
– Ну, что дальше? – поинтересовался Гридин довольно спокойно. Хотя на самом деле ему хотелось стукнуть хорошенько охранников друг о дружку глупыми лбами.
– Он Вику не убивал, бумаг не брал, ничего не знает. Правда, шеф! Он бы не смог. Самый обычный козел. Но говорит, мужики у нее еще были, другие.
Михаил Маркович поморщился. Ему не нравились вульгарные выражения.
– Кто? Выяснили?
– Он не знает.
– Идиоты!
С какими тупицами приходится иметь дело! Разве так найдешь что-нибудь? Но никого больше привлекать нельзя. Банк не должен узнать о пропаже векселя, ни в коем случае!
Гридин не пил, у него была больная печень. Но сегодня он заперся у себя в кабинете и напился до безобразия.
В открытую форточку ветер вносил запах мокрых листьев, ночные звуки и капли дождя. Михаил Маркович положил голову на стол и уснул, впервые за последние годы не поехав ночевать домой. Он даже не предупредил жену, что останется в офисе.
Арсен и Паша играли в соседней комнате в карты, приглушенно переговариваясь. Они никак не могли успокоиться, что вернулись ни с чем. Что Маркоша заставит их делать завтра? Такие мысли не радовали.
– Принести водки? – предложил Арсен. – Сердце ноет.
– Нет. Шеф как с цепи сорвался. Если заметит, нам несдобровать!
– Согласен. Давай спать, что ли? Утро вечера мудренее.
Арсен не предполагал, насколько он окажется прав. Утром произошло неожиданное событие. В восемь с минутами зазвонил телефон…
Глава 7
Клавдия почувствовала дурноту: кружилась голова, темнело в глазах. Шум и мелькание людей в подземном переходе вызывали тошноту. Газет у нее еще оставалось много, а стоять не было сил.
– Ты выйди наверх-то! – посоветовала бабка, торгующая рядом сушеными грибами и пучками калины. – Гляди, как побледнела, касатка. Не ровен час, свалишься!
Клавдия кивнула, преодолевая слабость и дрожь в ногах. Может, и правда выйти? Здесь оставаться было невмоготу. Она несколько раз глубоко вдохнула, но это не помогло.
– Пойду наверху постою, – сказала она сердобольной бабуле.
Бабка приезжала аж из Александрова продавать травки, сушеные грибы и ягоды.
– На пенсию-то не проживешь, – говорила она, сокрушенно вздыхая и вытирая слезящиеся глаза. – Сноха у меня шибко больная, еле ходит. А сын умер в прошлом году. Вот мы и векуем вдвоем-то. Тяжело!..