– Вы работаете в нашей миссии?

– Не совсем так. Я числюсь там, но работаю во многих местах. Вы понимаете, о чём я?

– Не совсем. Объяснитесь.

– Мм… Вас сюда направили для выполнения секретных поручений, не так ли? Но вы ведь не думаете, что являетесь первым русским резидентом в Америке? Здесь немало наших с вами соотечественников, поверьте мне.

– И все они – резиденты?

Катакази засмеялся.

– А вы – шутник. Это хорошо. Когда человек слишком серьёзен, он делает глупые ошибки.

– Что вы хотите от меня, Константин Гаврилович?

– От вас – ничего. Я лишь хотел представиться и помочь вам советом. Судя по вашим первым шагам на американской земле, вы в нём нуждаетесь.

– И какой же совет вы хотите мне дать? – спросил Костенко, сразу проникаясь к гостю неприязнью.

– Вы находитесь в стране с чуждыми, зачастую непонятными для вас обычаями. Многое здесь покажется вам странным и даже возмутительным. Прошу вас – не рубите с плеча. При ближайшем рассмотрении аборигены – весьма милые люди. – Катакази опять широко улыбнулся. – У них здесь и без вас хлопот полон рот.

– А что вы имеете в виду, говоря «рубить с плеча»?

– А вы не догадываетесь?

– Нет.

Резидент ласково посмотрел на Семёна Родионовича, как бы укоряя его за ребячество.

– Вовсе ни к чему было встречаться с этим Шлайдером. Он – неприятный человек, и к тому же агент наших врагов. Да и ваш сегодняшний визит в полицию тоже, между нами, был необязателен. Они сами разберутся с вашим делом, дайте только срок.

Костенко коротко подумал.

– Вы что же, следили за мной?

– Да, – радостно признался Катакази. – Но ради вашей собственной безопасности.

– Очень любезно с вашей стороны, – процедил Семён Родионович.

Он вперил взгляд в собеседника, но тут же отвёл глаза.

– Вы напрасно сердитесь, Семён Родионович. Нью-Йорк наводнён разными проходимцами, вторично украсть русского дипломата для них ничего не стоит. Кстати, вы не вспомнили, каким образом оказались на свободе?

– Нет. Я был без сознания.

– Жаль. Ваше необычайное спасение куда более удивительно, чем ваше похищение.

– Вы что же, думаете, что я заодно с этими ребятами?

– Упаси господь.

– Тогда к чему эти намёки?

– Какие намёки, Семён Родионович, дорогой? Я вижу, в плену вы стали мнительным.

Костенко засопел.

– Скажите, Константин Гаврилович, вас послал барон Стекль? Хотя нет, навряд ли… Как бы он узнал о моём разговоре со Шлайдером?

Семён Родионович вопросительно посмотрел на Катакази. Тот улыбался и ничего не отвечал. Его неизменная весёлость начала понемногу выводить Семёна Родионовича из себя.

– Неужто у вас есть другой начальник, о котором я не догадываюсь? – продолжил он.

– У меня лишь один начальник – князь Горчаков. Ну и разумеется, государь император, – задорно ответил Катакази.

Они помолчали. Затем Костенко произнёс:

– Значит, вы хотите, чтобы я прекратил расследование.

– Ни в коем случае. Я лишь хочу, чтобы вы не вмешивались в работу нью-йоркской полиции. Проку от вас будет немного, а вот дров вы можете наломать немало.

– А если я откажусь?

– Тогда боюсь, мне придётся сообщить о вашем самовольстве его сиятельству. Не думаю, что эта новость обрадует его.

– Странно, мне уже грозили этим. Да и вообще, все кругом неустанно твердят, чтобы я сидел и не дёргался. Создаётся впечатление, что это кому-то сильно не нравится.

– Семён Родионович, я не хозяин вам и не могу приказать. Но послушайтесь совета, не влезайте туда, куда вас не просят. Не создавайте новых трудностей ни нам, ни местной полиции.

– Я обдумаю ваши слова, господин Катакази. У вас всё?

– Пока да, – резидент поднялся и сделал шаг к двери. – Но я надеюсь, мы ещё встретимся, – он снова улыбнулся и вышел.

«Какой неприятный тип», – подумал Семён Родионович, расстёгивая рубашку. Теперь придётся остерегаться не только местных бандитов, но и работников собственного ведомства. Хуже не придумаешь.

Как и предполагал Чихрадзе, вскоре он покинул партизанский отряд. Его посадили на коня, и в сопровождении конвоя из четырёх офицеров, возглавляемых Томом Макферсоном, повезли куда-то на восток. Макферсон долго объяснял гардемарину, куда они едут, но тот так ничего и не понял. Впрочем, это было и неважно. Он был рад уже тому, что покинул опостылевшую повозку и скакал на лошади навстречу солнцу, в день покрывая расстояние, которое партизаны преодолевали за неделю. Перед отправлением ему вернули морские карты. Кого-то этот факт мог бы удивить, но гардемарин воспринял его как должное. По другому и быть не могло, ведь он – русский офицер, а здесь уважали Россию.