– Говорили, – добавил Олег Иванович, – что Александр Третий, обладавший недюжинной силой, держал на плечах крышу вагона, пока его семья и другие выбирались из-под обломков.

– Здорово! – удивился Ваня. – Крышу вагона – и на плечах? Это же какой бык был!

– Еще бы, – кивнул отец. – Его вообще богатырем называли – не то что худосочный Николай.

– Так, значит, государь совсем нисколечко не пострадал?

Олег Иванович покачал головой:

– Не сказал бы. То есть во время самого крушения он остался невредим, но стал жаловаться на боли в пояснице. Оказалось – при падении государь повредил почки. А через шесть лет простудился, заболел нефритом и умер в своей любимой Ливадии. Такая вот история…

– Жаль, – сказал Иван. – А если его как-нибудь спасти? Хороший ведь царь, не то что размазня Николашка…

– Ты все же того… поуважительнее, – поморщился отец. – Святой все же. Но в общем – согласен. Хороший был император и умер в каких-то сорок девять лет. Для государственного деятеля – не возраст, все, считай, впереди. Вот, скажем, Бисмарк – ему сейчас сколько, восемьдесят один год? Однако же всей европейской политикой вертит, как хочет…

– Ну да, – не стал спорить мальчик. – А что вообще с поездом случилось?

– Кажется, технические неполадки, – неуверенно ответил Олег Иванович. – Я и сам толком не знаю. Вроде – то ли состав был слишком тяжелым, то ли один из двух паровозов с рельсов сошел…

– Простите, господа, я вам не помешаю? – раздалось от дверей купе.

Путешественники подняли головы – в дверном проеме стоял господин лет сорока – сорока пяти, в путейском мундире и фуражке с эмблемой инженеров ведомства путей сообщения: перекрещенные топор и якорь.

– Видите ли, я служу инженером в Харьковском управлении дороги; в Борках сел до следующего разъезда по служебной надобности. А вы, я слышал, обсуждаете железнодорожные аварии? Смею вас заверить, Курско-Харьковско-Азовская железная дорога содержится в образцовом порядке, вам ничто не угрожает…

– Что вы, господин инженер, мы нисколько в этом не сомневаемся, – ответил Олег Иванович. – Просто мы не так давно видели литерный состав [80] с двумя паровозами – вот сын и спросил – не опасно ли это?

Путейский явно обрадовался интересу попутчиков к знакомой ему теме. Он присел на скамью напротив Олега Ивановича (Ваня пододвинулся к окну, освобождая гостю место) и принялся объяснять:

– В обычных условиях так водят товарные составы, а пассажирским это не разрешено. Два паровоза – это два машиниста, а связи между ними нет. Если что-то надо сообщить на задний паровоз – надо перелезть через тендер и помахать руками.

– Да уж, представляю себе… – буркнул Иван, в памяти которого была еще свежа «поездка» на рутьере. – Тот еще номер…

– Вы правы, юноша, – подтвердил путейский. – И к тому же если паровозы разгонятся, то станут раскачиваться – особенно если у них колеса разного диаметра. Вот, скажем, первый – товарный паровоз Зигля Т-164, а второй – пассажирский Струве П-41. А раскачавшийся паровоз вполне может порвать пути и сойти с рельсов.

Олег Иванович кивнул, соглашаясь:

– Да, это ужасно, господин инженер. Но хватит о грустном: закусим-ка лучше чем бог послал. Вы, наверное, проголодались?

Приветливый путеец сошел верст через двадцать, на каком-то безымянном полустанке. Состав не стал останавливаться, только притормозил; Ваня, высунувшись в окошко, проводил взглядом инженера, который как-то по-особому ловко спрыгнул с подножки. Сойдя, путеец поправил чуть не слетевшую фуражку и помахал недавним попутчикам.

Поезд вновь пошел быстрее; Олег Иванович устроился поудобнее и принялся читать. В Екатеринославе в вагон взяли пачку газет, и он от нечего делать разжился у проводника «Екатеринославскими губернскими ведомостями».

– Между прочим, в Брокгаузе точно так и написано, как этот дядька говорил, – подал голос Ваня, опять взявшись за планшет с Брокгаузом. – Выходит, царский поезд разбился по чьей-то глупости? Вот, слушай:

«Надо сказать, что в таком виде императорский поезд ездил лет десять. Имевшие к нему отношение железнодорожники, да и сам министр путей сообщения, знали, что это технически недопустимо и опасно, но не считали возможным вмешиваться в важные расклады придворного ведомства…

Анатолий Федорович Кони, допрашивавший Посьета, попытался выяснить, почему тот не обращал внимания государя на неправильный состав поезда. Посьет сказал, что очень даже обращал – еще Александра II. Десять лет назад присутствовал при встрече на вокзале германского императора. Быстро подлетевший к перрону немецкий поезд сразу же остановился. «Вот как это у них делается! – сказал Александр. – А мы замедляем ход и подползаем к станции».

– То есть император сам и потребовал, чтобы поторопились? – допытывался Ваня. – А спорить с ним никто не посмел?