Сестры любили спускаться на землю при темном и облачном небе, а в эту минуту на ветвях деревьев заиграли солнечные блики. Хине-пукоху-ранги не сводила глаз с красивого юноши, но сестра крикнула ей, что настал день.

– Я не могу покинуть свой дом, – сказала Хине-пукоху-ранги. – Слышишь, меня зовет сестра.

– Тебе понравится наш мир, – уговаривал ее Уенуку. – На небе холодно и пусто. А у нас летом тепло, потому что солнечные лучи заглядывают даже под деревья. И зимой у нас тоже тепло, потому что в наших очагах пылает огонь. В лесу поют птицы, смеются мужчины и женщины. Пойдем со мной, дочь неба.

Девушка сделала шаг к нему навстречу и отпрянула.

– Ты будешь несчастлив со мной, – сказала она.

– Я всегда буду тебя любить, – только и мог сказать ей в ответ Уенуку.

– Ты не понимаешь. Я пришла сюда из другого мира, я могу быть с тобой только ночью, на рассвете я должна возвращаться домой, на небо.

Уенуку стоял на своем.

– Я все равно хочу тебя, – сказал он. – Пусть я днем буду один, я все равно хочу, чтобы ты осталась и жила со мной.

Дева-Туман улыбнулась.

– Хорошо, я приду к тебе, – сказала она.

В тот вечер Уенуку сидел один в своем доме, смотрел на огонь и вспоминал Деву-Туман. Пламя угасало, от него уже остались только синие язычки. В эту минуту Уенуку услышал негромкие голоса, потом дверь осторожно приоткрылась. Уенуку увидел Хине-пукоху-ранги и с радостью обнял ее. Ночь они провели вдвоем. Но утром Дева-Туман вместе с сестрой вновь поднялась на небо. Сестры встретились, как два облачка, и уплыли в вышину прежде, чем их настигли первые лучи солнца. Ночь за ночью Хине-пукоху-ранги приходила к Уенуку, но она предупредила его, чтобы он ни в коем случае не рассказывал о ней своим соплеменникам.

– Мне так хочется, чтобы они увидели, какая ты красивая, – сказал как-то Уенуку.

– Будь терпелив и жди, – ответила она. – Ты расскажешь обо мне, когда родится наш ребенок, тогда я объявлю всем, что ты мой муж, но до тех пор о наших встречах не должен знать никто, кроме тебя, меня и Хине-ваи. Если ты кому-нибудь скажешь обо мне хоть слово, я больше никогда к тебе не приду.

Уенуку боялся лишиться молодой жены и хранил тайну, но с каждым месяцем все больше гордился своей небесной подругой и в конце концов не устоял перед искушением: он рассказал о ней друзьям и похвастался ее красотой. Новость скоро облетела всю деревню. Летние дни становились длиннее, и женщины не давали покоя Уенуку.

– Ты говоришь, что у тебя есть жена, – смеялись они. – Где же она, Уенуку, где твоя жена, почему мы ее ни разу не видели? Может, ты прячешь дома не женщину, а бревно или охапку льна? Ты только говоришь, что она красивая, покажи ее нам, тогда мы тебе поверим.

– Я не могу ее показать, – защищался Уенуку. – Каждое утро, едва забрезжит рассвет, они с сестрой улетают к себе на небо.

– А ты заделай все щели в доме и скажи, что еще темно. Она останется, а когда совсем рассветет, мы откроем дверь и увидим, правду ты говоришь или нет.

От заката солнца до восхода времени было так мало! А дневные часы тянулись бесконечно. Уенуку хотелось услышать смех своей подруги, послушать, как она поет, увидеть, как она вме сте с другими танцует пои.

В конце концов Уенуку почувствовал, что больше не в силах ежедневно разлучаться с женой. Он завесил окна циновками и заткнул мхом щели в стенах. При закрытой двери в доме было темно, как в безлунную ночь, когда все небо затянуто облаками.

Вечером дочь неба по обыкновению пришла к нему. Ночные, часы пролетели будто минуты, на востоке появились первые лучи света, и Хине-ваи окликнула сестру:

– Пора, пришло время расставаться с землей!

– Иду! – крикнула Дева-Туман, шаря в темноте в поисках плаща.

– Что случилось? – спросил Уенуку.

– Мне пора идти.

– Еще рано, – сказал Уенуку, притворяясь, что говорит в полусне. – Зачем ты понапрасну меня беспокоишь? Посмотри, еще совсем темно.

– Скоро утро. Сестра уже звала меня.

– Она ошиблась. Может быть, ее обманул свет луны или звезд. Еще совсем темно. Ложись и спи.

Хине-пукоху-ранги снова легла.

– Наверное, Хине-ваи ошиблась, – сказала она. – Как странно. Не знаю, что с ней случилось. Раньше она никогда не ошибалась.

Дева-Дождь звала и звала сестру, ее оклики сливались с пением пробудившихся птиц, а Уенуку продолжал твердить, что Хине-ваи ошиблась. Хине-ваи ничего но оставалось, как возвращаться без сестры. Она медленно поднималась на небо, ее голос звучал все глуше и наконец перестал долетать до Уенуку и его жены.

– Что-то случилось, я знаю, – сказала вдруг Дева-Туман, окончательно проснувшись. – Ты слышишь, в лесу поют птицы!