– Хватит! – взмолился Лев Лаврентьевич, боясь вспугнуть обезьянку. – Довольно!

– Молчать!.. Ты еще и на двадцать зеленых не получил!.. Получай!.. Получай!.. Получай!.. Нет, вы видали такого, он решил, я деньги просто так беру?! Я тебе покажу «хватит»!.. Я тебе покажу «довольно»!.. Вот тебе, гад!.. Вот тебе, гад!.. Суицид, говорит!.. Жалобы на жизнь, говорит!.. Падение нравов, старый хрен, говорит!.. А за кого ты голосовал, ублюдок?… Я тебя научу, за кого голосовать!.. Я тебя научу не ходить на выборы!.. Я тебе покажу падение нравов!.. Я тебя научу любить человечество!..

– Госпожаааа!.. – простонал Лев Лаврентьевич и ойкнул, как икнул; это был последний хлест.

Выбившись из сил, госпожа тяжело опустилась в кресло. Он робко сползал с доски, боясь быть остановленным. Поспешно натянул трусы, брюки. Застегивался.

– Меня даже в угол никогда не ставили, – сказал Лев Лаврентьевич и всхлипнул.

– А зря.

Без ненависти сказала. Человеколюбиво.

Заправлял рубашку, не глядя на госпожу. Слышал, как она тяжело дышит. Все-таки скользнул взглядом: толстая, ручищи – во! Подумал: и хорошо, что без интима.

– Я на массажистку училась. Только сейчас этих массажистов хоть жопой ешь. Пришлось переквалифицироваться на психотерапевта. Кофе хотите?

– Нет, нет, благодарю.

– Сеанс окончен. Могу угостить.

– Спасибо, я пойду.

– Будет плохо, милости просим. – И уже в дверях: – Постоянным клиентам десятипроцентная скидка.

На воздухе было свежо, прохладно. Он подставил лицо сверху падающему – на сей раз это был снег. Пешеходы повеселели и подобрели. Все было вокруг не таким, каким было давеча. Было лучше и чище. Изнутри тоже чем-то необыкновенно чудесным, казалось, высвечивалось, и легкость в груди такая была, словно взлетай. Всех прощаю и меня простите. Аппетит разгорелся. Денег хватало на метро и на сосиску в тесте. Сначала сосиску в тесте, а потом уж в метро. Домой, домой!.. Ничего, завтра займет. Купит ей барометр с обезьянкой. Хорошая вещь.

Ксюшу укусил клещ.

Уж лучше бы два клеща укусили Глеба. Он так и сказал: «Лучше б меня два клеща укусили».

Клещевая атака на Ксюшину ягодицу была позловреднее почти непрерывного дождя, со среды до пятницы омрачавшего всем пятерым отдых. И вовсе не потому, что клещ обязан был быть инфицирован вирусом энцефалита – в это никто кроме Ксюши не верил, просто надо знать, какая Ксюша ранимая.

Даня и Таня, а также дизайнер Зайнер, не говоря уже о Глебе, пытались, кто как мог, успокоить укушенную Ксюшу, – дизайнер Зайнер, например, сказал, что его каждый год клещи кусают, и ничего, до сих пор жив, но Ксюшу слова утешения, от кого бы ни исходили они, только еще больше расстраивали, – она так поняла, что к судьбе ее все одинаково равнодушны, никто, никто, даже Глеб, не любит ее, и рыбная ловля им куда важнее Ксюшиной жизни. Всем стало понятно: отпуск подпорчен.

А ведь дни предвещались очень хорошие. Уже ночью прекратился дождь, к полудню на небе ни тучки не было, ласточки летали высоко, обещая и назавтра отличную погоду, и солнце, добросовестно весь день сиявшее, не за тучу в конечном итоге село, а по чистому небу сползло, и стрекотали в поле кузнечики, что тоже очень хороший знак. Тогда на закате и обнаружился клещ. Ксюша полезла в палатку снять наконец купальник и нащупала рукой на левом полупопии рядом с резинкой, то бишь на границе, где загар переходит в сокровенную белизну, лишнее что-то, чего раньше не было, – не то родинку, не то болячку. С помощью зеркальца установила истину:

– Глеб! Ты где бродишь? В меня клещ вцепился!

Клещ был большой, напитавшийся, величиной уже почти что с брусничину, знать, ловил он свой кайф неутолимый часов уже пять-шесть, а поскольку зеркальце немного искажало действительность в сторону увеличения размеров объектов, клещ показался Ксюше сущим чудовищем. Почему она его раньше не заметила, Ксюша не понимала.

Вытаскивали всей командой – методом утопления клеща в подсолнечном масле. Полагали, что, когда клещу нечем будет дышать (а дышал он, покуда кусал, предположительно задом), он сам изымет свою головку из тела Ксюши. Есть такой способ, хотя и небесспорный. Непосредственным исполнителем взялся быть, естественно, Глеб, Таня светила фонариком, а те двое давали советы. Все Ксюшу согласно подбадривали: клещ-де напился уже, сейчас выйдет сам. Но сам отчего-то выходить не торопился, несмотря на то, что все полупопие Ксюши уже было заляпано маслом. Пришлось Глебу вооружиться иголкой и пинцетом.

– Ты мне все расковыряешь там! – хныкала Ксюша. – Постарайся, чтобы там не осталась головка…

– Лежи спокойно, – приказал Глеб.

В конце концов клещ был извлечен и помещен в стеклянную баночку – для будущей экспертизы. Ксюша долго рассматривала вредителя, не веря, что головка при нем.

– Точно, энцефалитный.

– Маловероятно, – сказал Глеб.

По идее, надо отправить в лабораторию. Но, во-первых, завтра воскресенье, а во-вторых, еще как добраться хотя бы до районного центра? Пробный выезд из низины не удался сегодня ни Глебу, ни Дане – машины и того и другого решительно буксовали сразу же за ольшаником на первом подъеме. По лесной трехкилометровой дороге до грунтовки после дождя тем более невозможно будет проехать. То, что они все в западне, стало ясно им в среду еще, когда разверзлись хляби небесные. Оставалось уповать на сухую погоду (за сегодняшний, первый по-настоящему солнечный день уже заметно подсохло), в худшем случае – на помощь трактора, за которым, если что, придется чапать по грязи в поселок.

В обычных полевых условиях – ничего особенного, веселое приключение. Но когда ЧП, это проблема.

Самая большая проблема в том, что это проблема с Ксюшей.

Лучше бы двадцать два клеща, двести двадцать два клеща укусили Глеба.

– Больше чем уверена, энцефалитный. Я так и знала, что этим кончится. И не надо меня успокаивать! А где вы раньше были? Он меня несколько часов кусал, а вы никто даже внимания не обратили, как будто меня рядом не было. Так и помрешь, никто не заметит.