Мы выбираем, нас выбирают… (стихотворения)
вернуться

Танич Михаил
Шрифт:

«Как привяжется размер…»

Как привяжется размер, Хошь – не хочешь, Как трамвай, бежишь, А с рельс Не соскочишь. Он и сам себе слова Выбирает, А закончатся слова — Умирает. И когда ты все сказал В полной мере, Он и точку Ставит сам, В том размере.

Анкеты

В анкетах просят Указать, Да мать их так, Отца и мать, И не был ли ваш дед кулак, И не был ли ваш дед Эсер? — Так это было в СССР. Но СССР сказал «адью!», Укоротив мою семью, А весь анкетный детектив Нисколько не укоротив. Вопрос – ответ, Ответ – вопрос, Такой вот, в сущности, Допрос! Они хотят всё это знать, Не полагаясь на склероз. Чиновник вычислит хитро Здесь, на бумажном рандеву, Какую станцию метро Я в Копенгагене взорву. Но, к удивлению анкет, Метро там не было И нет.

«Кому-то охота…»

Кому-то охота Ходить на плацу, Кому-то военная Форма к лицу. Погоны, шевроны, И на ордена Наш шанс повышается, Если война. Пока кто-то ходит, — И зря! – в институт, Вокруг гарнизона Невесты растут. Ну могут заслать, Посадив на броню, Куда-то в Читу, А и вовсе в Чечню. А кто хочет в штатском Дожить до седин, Ну глупые люди — Конец-то один!

«Для европейских…»

Для европейских Не гожусь вояжей, Не понимаю даже — Бестолков, Как плещется вода У каннских пляжей, Не зная иностранных языков. Могу принять «направо» За «налево», Но был же этот случай Без конца — Мне ручкой помахала Королева В воротах Букингемского дворца. Я даже и не понял — Кто я, где я, Когда, весь в черном шлеме И сукне, Мне полисмен Не надавал по шее, Не накричал, А улыбнулся мне. Наверно бы, Увлекшийся картиной, О небывалом случае таком Поэму создал Некто с паспортиной, А я лишь к слову вспомнил, Со смешком.

«Сервелат из подсобки!..»

Сервелат из подсобки! Советская власть. Но тебе не дано В ту подсобку попасть. Даже и не мечтай, Если ты не из свит, — Гинеколог стоит, Стоматолог стоит! А теперь – сервелат, Пармалат, карбонад — Все бери – не хочу, Это ж просто разврат! Но возникло в пространстве Развратных витрин Вещество несоветское — Холестерин! Карбонада – полно, Сервелата – полно, И промежду колбас — Медицинское «но»! Вот теперь и ответь — А была ли спроста И советская власть, И витрин пустота? На засыпку вопрос Сам себе задаю, И ответа пока На него не даю.

«Возможно, явь?..»

Возможно, явь? Возможно, бред? Ушла и слова не сказала! Вот спицы, шерсть — Она вязала, Но все же где Мой пистолет? Ушла – к кому? Какая блядь! Я нервно бегаю по дому — А может, все же не к другому, А просто вышла погулять? Да, крыша сдвинулась, Хорош! В каком я веке — В этом? В оном? Но по мобильным телефонам И секундантов не найдешь. Наверно, я сошел с ума! На Черной речке — Там не ели, А все – дома, дома, дома И нету места для дуэли!

«Всё выдумали там…»

Всё выдумали там — «Би-Лайн» и ноутбуки, А через десять лет И нас возьмет азарт, И все мы переймем, Все спиздим по науке — От сотовых сетей До пластиковых карт. А уж когда и мы В какой возникнем теме, От страха затрясет Бетонный Уолл-стрит, И ушлый наш пацан На школьном ай-би-эме Нью-йорский «Сити-банк» Немножко разорит. Хорошее у них, Оно и нам не вредно, За ними мы – трусцой, Не надо обгонять, И много-много лет Они живут безбедно — Пора бы нам у них И это перенять.

Черновики

Лежу, не сплю, А лень проснуться, И как-то враз, Не опосля, И не успеешь потянуться, Приходит первая мысля. И в темноте слова летают, Их белоснежная пурга На чистом месте наметает Свои сугробы и снега. Ни вариантов, Ни тетрадок, И ямб, Как милиционер, Наводит в хаосе порядок, Мой генетический размер. Но вот слова угомонились, Неподходящее – ушло! Черновики не сохранились, Мои сугробы – набело.

«Опять она в беспамятстве…»

Опять она в беспамятстве Кричала Свои неугомонные слова, А я молчал, И это означало — Она больна, Она всегда права. И стало тихо После урагана, Как было, И она не поняла, Что общего у нас — На дне стакана, А сам стакан — На краешке стола.

«Телевиденье…»

Телевиденье Нас пудрит Телепудрами И раскрашивает С помощью теней, Им не главное, Чтоб были мы премудрыми, Им картинка В телевизоре главней. А гример Колдует кистью И тампоном, И таким меня увидит Белый свет, И смотрюсь, бывает, я Ален Делоном, А по сути разговора — Пустоцвет.