Шрифт:
– А кем себя считаете Вы, Марта? Кто Вы?
– Я личность! Я успешный человек, который способен принимать решения. И если какой-нибудь подлец посмеет хоть пальцем меня тронуть… Я… я этого не допущу! Я не из тех женщин, что жалуются на судьбу, но при этом ничего не делают. Никому и никогда я не позволю себя обидеть! – твердо заявила она.
– Как давно Вы не виделись с родителями?
– Больше пятнадцати лет.
– За пятнадцать лет Вы ни разу не ездили домой?
– У меня нет дома! – раздраженно воскликнула Марта.
– Дом там, где Вас ждут. Я уверен, что Ваша мама мечтает увидеть Вас и очень страдает оттого, что Вы, Марта, этого не хотите, – тихо ответил психолог.
Марту безумно раздражало, что ей приходилось прислушиваться, для того чтобы услышать, что говорил психолог. Но с каждым визитом она доверяла ему все больше и старалась не обращать внимания на его своеобразную манеру излагать свои мысли.
– Я сказала, что не хочу возвращаться в прошлое. Если она испортила свою жизнь – это ее проблемы. Зачем портить жизнь мне? Если ей нравится терпеть унижения и побои – пусть!
Марта уже даже не пыталась скрыть свое раздражение, а Вадиму это и было нужно. Он хотел, чтобы она выпустила наружу весь гнев. Достала из грязного сундука всю нечисть.
– Родители Вашего отца еще живы?
– Нет.
– А Вы помните их? Какими они были?
– Я помню только дедушку. Правда, я помню его немощным стариком, который ослеп и был брошен своими детьми в старости. За ним никто не хотел присматривать. Мама рассказывала, что в первый год их с отцом совместной жизни дедушка оскорблял ее. Он постоянно повторял: «Ты что, ослепла?» А в итоге ослеп сам. Мама говорила, что он был еще похлеще отца. Хотя я до сих пор уверена, что быть ущербнее и злее моего отца просто невозможно.
Вадим был поражен исповедью Марты, все больше доверявшей ему свое прошлое и ту боль, которая съедала ее на протяжении многих лет. Самокопание мешало ей открыться. Психолог понимал, что, пока она не отпустит прошлое и не простит отца, она останется несчастной, одинокой женщиной, обозленной на весь мир. Пережив насилие в детстве, Марта так и не научилась радоваться простым вещам. Келлер все больше проникался к Марте. Он хотел, чтобы она стала счастливой, и испытывал к ней отнюдь не только профессиональный интерес, желая качественно выполнить свою работу. В ней он увидел то, что вселило в него самого надежду на искренние чувства. В его жизни появился смысл. Он понимал, что отношение к детям в семье влияет на то, каким путем потом пойдет человек. Семья могла дать очень много, а могла не дать ничего. Как психологу, Вадиму было легко понять Марту, но как человеку – очень сложно. У него был совсем другой опыт. Родительскую любовь он получал в избытке, а чрезмерная опека, возможно, и стала причиной того, что он до сих пор не мог принять важное решение в своей жизни. Марта Гордеева по сей день несла в себе груз многочисленных обид. Она, в отличие от Келлера, не получила такого количества душевного тепла и всю жизнь пыталась компенсировать его успешной карьерой. Это все, что у нее было. Именно поэтому она обнажила душу постороннему человеку, чего никогда не делала прежде. Марта прожила свое детство в страхе и постоянной напряженности. Это состояние очень сложно забыть, и поэтому она старалась быть бесчувственной. Черствость, грубость, бескомпромиссность стали единственным спасением от страданий и боли.
Глава 9
– А у Вас были счастливые моменты в жизни?
– Счастливые…
– Наверняка же было что-то хорошее. То, что вспоминается с улыбкой.
– Я помню, как пыталась заработать на белую блузку к Первому сентября. У меня никогда не было новой одежды. Мне приходилось донашивать за соседскими детьми, но мне очень хотелось прийти в школу в белой, красивой, а главное, новой блузке. У Насти уже была такая, с воланами на рукавах. Мы с ней придумали план. Ее дедушка привез целый мешок сырых семечек. Мы их неумело пожарили, и больше половины подгорело. Но мы не растерялись. Те, что были пожарены хорошо, мы положили сверху на подгоревшие и таким вот незатейливым способом хотели нажиться. Мы выставили их на продажу у себя во дворе. Но нас разоблачили и назвали маленькими спекулянтками.
– И что дальше? Вы опустили руки? Не поверю, – обнажив свои белые, ровные зубы, спросил Келлер.
– Нет, конечно, – с улыбкой ответила Марта. – На этом мы не остановились. Точнее, я. Деньги больше были нужны мне, а Настя влезала в эти авантюры просто так, ради интереса. Мы устраивали у меня во дворе дискотеки с платным входом, концерты, где я была и ведущей, и Аллой Пугачевой, и Софией Ротару одновременно. Мало того, что вход стоил 10 копеек, мы еще пытались заработать на разбавленных в трехлитровых банках «Юпи» и «Инвайте».
– Заработали на блузку?
– Нет. Не хватило.
– Так, значит, задатки коммерсанта у Вас были еще в детстве?
– Да. Я сама заработала себе на выпускное платье. Я заказала его студенткам швейного училища. Это было гораздо дешевле, чем покупать новое. Материал был самый недорогой, а модель платья я придумала сама. Зато я отличалась от всех одноклассниц, которым родители купили однотипные платья. Я очень хотела попасть на выпускной бал. И я была там. Причем самой красивой.
– Прямо-таки настоящая Золушка.
– Я так себя и чувствовала. Когда я вышла из дома в этом розовом бальном платье, меня увидела соседка, которая гуляла с внучкой. Никогда не забуду, как ребенок вскрикнул: «Бабушка, смотри: принцесса!»
В тот момент, когда Марта рассказывала о таких пусть редких, но счастливых минутах своего детства, ее глаза были полны слез; но она не плакала. Марта Гордеева – сильная и властная женщина – не могла позволить себе слезы. Она смотрела на Вадима, и ее взгляд уже не излучал холодную надменность. В глазах Марты он увидел умиротворение, вселявшее в него надежду на любовь.