— Понимаете, Берт, чтоб его не засекли, наверняка порой пользовался тайным ходом, а вряд ли он мог это делать без ведома Лори.

Уж не знаю почему, но разговоры о подземных ходах никого не оставляют равнодушными. Миссис Брэдли, нечего и говорить, заинтересовалась и задала кучу вопросов. Я мало мог рассказать — только что раньше из таверны в бухту вел подземный ход, а потом его заложили. Однако Лори с Бертом вполне могли его восстановить.

— Зачем выгружать книги именно в бухте, если не из-за подземного хода? — торжествующе заключил я.

Миссис Брэдли смотрела на меня с интересом.

— Все их делишки были как на ладони, — сказала она наконец. — Как только кто-то заподозрил бы, что в одиноко стоящем доме происходит нечто необыкновенное, сразу же вылезли бы наружу все их шалости. Добавьте сюда жильца, который мало того что не проявляет элементарной осторожности, а еще и хватает, и едва не убивает местного викария, и устраивает жестокую шутку с таким хорьком, как Гэтти, и к тому же, как вы говорите (ничего такого я не говорил!), отдает себя в руки старого лиса Лори. Конечно, так любое предприятие развалится. Не сложи я два и два, это сделали бы другие.

— Да уж, все к лучшему. После таких событий, я думаю, что общественная нравственность…

— Я всегда верила, — перебила меня миссис Брэдли, — и буду верить, что любая грязь пристает лишь к тому, кто сам грязен душой. Ведь любое зло грязно, гадко и должно отвращать. Почитайте Бернарда Шоу. Порочность, считает он, не только противна нашим чувствам, но и затуманивает воображение. Зло — самый скверный адвокат дьявола. Возвращаясь к нашей теме, скажу: мальчик мой, вы, как священнослужитель, должны бы знать, что человечество губят подлые грешки — зависть, злоба, ревность, алчность, вероломство, самообман, — а не грязные открытки и эротическая литература… именно так, дорогой поборник приличий.

Торжественность своей речи она сама же и испортила: захохотала как гиена и ткнула меня в бок; я же старался увернуться от ее желтых лапок.

— Honi soit qui mal y pense [6] , хотите сказать? — попытался я закрыть тему, но миссис Брэдли лишь еще громче заклохтала. Совершенно необычная женщина. Притом по-своему искренняя.

— Тогда я предположу, что даже убийство… — начал я, когда восстановилась тишина, хотя, как продолжать, понятия не имел. Просто хотел сменить предмет беседы. Нельзя позволять людям думать, будто они победили меня в споре. Англиканская церковь, которую я представляю, должна всегда быть на высоте.

— О, убийство! — со зловещей радостью ухватилась миссис Брэдли за это слово. — Убийство, юноша, — преступление сомнительное, если вообще преступление.

— Нечего и говорить, преступление. И грех. — Я сделал строгое лицо, как бы переводя беседу в сферу благочестия.

— Глупости, мой мальчик, — с жаром возразила миссис Брэдли. — «Убийство» — лишь заголовок для целого перечня деяний, большинство из которых следует квалифицировать как нетяжкие преступления. И только малая часть остается для настоящих убийц.

— И пусть довольствуются малым! — сказал я. Мою остроту она оставила без внимания.

— Вспомните дело Криппена [7] .

Хотя я всегда считал этого злодея самым эффектным экспонатом Кабинета ужасов, ее намек пропал втуне.

— А что Криппен? — спросил я. — Жертва скрытых страстей, вот и все.

— Жертва комплекса неполноценности.

— Хм… — только и сказал я, пытаясь переварить эту мысль. Боюсь я психологов: они любят ставить людей в тупик своими научными рассуждениями.

— Кроме того, в момент совершения преступления ненормальны почти все убийцы. Вспомните Патрика Мэхона [8] .

— Это слишком ужасно.

— Вы смешиваете два деяния несчастного.

— Он даже тело расчленил!

— И я как раз о том.

Я заморгал.

— Если преступник подсунул полицейским ложный след, заморочил их и одурачил, оставил фальшивые улики, разве он намного больший негодяй, чем если бы не предпринимал ничего, чтобы избежать наказания?

Я обдумал вопрос и ответил отрицательно.

— Так ведь человек, который расчленяет тело и прячет голову, всего лишь пытается спастись от тюрьмы. Старайтесь мыслить здраво, мой мальчик.

— Некоторых убийц признают невменяемыми и содержат в Бродмуре! — сказал я, ловко уклоняясь от ответа.

— Ох уж этот Бродмур, — вздохнула миссис Брэдли. — Напрасная трата общественных средств. Куда лучше безболезненная смерть. О смерти, молодой человек, говорят много глупостей. Заметьте, осужденный не должен переживать ужас ожидания казни, как то происходит при нашей отвратительной, бесчеловечной системе. Я не призываю отменить смертную казнь, но пусть она будет не наказанием, а избавлением. Пусть нам достанет душевных сил освобождать от жизни тех, кто не готов нести ее бремя. А общественная этика, состоящая, как правило, в том, чтобы воздерживаться от определенных поступков, для одних умов недостижимый идеал, для других — просто чепуха.