С дворцового балкона в то лето, почти каждый вечер, доносились звуки флейты.

Это был Бранд, флейтист.

В то лето это были звуки свободы и счастья. Флейта в Хиршхольмском дворце, в этом потрясающем дворце, который прожил только одно лето. Что-то, возможно, должно было произойти, но еще не сейчас. Все было в ожидании. Флейтист, этот последний друг, играл для них, их при этом не видя.

Король забавляется. Королева, склонившаяся над ребенком с каким-то любовным жестом. Струэнсе, спокойный и замкнутый, — птица, прижавшаяся крыльями к окну, птица, которая уже почти сдалась.

Нет, в хвалебной оде Вольтера не было ничего смешного. Это было одно из самых прекрасных произведений, написанных во славу свободного слова.

Но почему именно Кристиану? Да потому что искру, способную зажечь пожар, искали повсюду. Еще в 1767 году Вольтер написал ему, что «за мыслями, достойными подражания, следует отныне отправляться на север; и если бы только мое хрупкое здоровье и слабость не препятствовали мне, я последовал бы стремлению сердца моего, поехал бы к Вам и бросился бы к ногам Вашего Величества».

Вольтер — к ногам Кристиана. Ситуация была именно такова. Так сложилось. Юный северный монарх был озадачивающей, но соблазнительной возможностью. Энциклопедисты поддерживали контакты и со шведским кронпринцем, будущим королем Густавом III. Густав восхищался Дидро, читал всего Вольтера; эти маленькие королевства на севере были странными маленькими очагами просвещения. Скорее, могли ими стать.

На что могли надеяться философы-просветители, пребывая в ссылках в Швейцарии или Санкт-Петербурге. Со своими сожженными книгами и постоянно цензурируемыми произведениями. Ведь ключом были свобода слова и свобода печати.

И вот появились эти удивительно заинтересованные юные монархи в этих маленьких, отсталых государствах на севере. В Дании вдруг ввели свободу слова. Почему же этому постоянно гонимому и преследуемому господину Вольтеру было не написать полную отчаяния и надежд хвалебную оду?

Он ведь не мог знать реального положения вещей.

Осенью 1771 года дала о себе знать реакция. Она давала о себе знать волнами.

Первой волной стало восстание норвежских матросов.

Все началось с того, что этот сутулый, худощавый швейцарский гувернер Ревердиль дал Струэнсе совет по поводу решения алжирской проблемы. Ревердиль был, невзирая ни на что, человеком разумным, думал обычно Струэнсе. Но как использовать разумных людей в этом сумасшедшем доме? Как сторожей для безумцев?

Поручить Ревердилю наблюдать за Кристианом было ошибкой. Но Бранда король теперь ненавидел. Кто-то должен был наблюдать. Что было делать?

Этим пришлось заниматься Ревердилю.

Ревердиль, однако, обладал знаниями об этом сумасшедшем доме, которые могли пригодиться, даже в это хиршхольмское лето 1771 года. Он получил задание «четко и ясно» доложить о проблеме с алжирской авантюрой и предложить ее возможные решения. Но проблемы вокруг «алжирской авантюры» нарастали в последние месяцы с угрожающей быстротой, и ясным было только то, что тут сумасшедший дом.

Эту катастрофу Струэнсе унаследовал. Задолго до его времени в Алжир была направлена хорошо вооруженная датская флотилия. Была объявлена война. Шли годы. Катастрофа стала под конец очевидной всем. Когда лейб-медик прибыл с визитом, катастрофа уже свершилась, он ее унаследовал. Ясный свет разума померк в сиянии сумасшедшего дома. И Струэнсе понимал, что бессилен.

В сумасшедшем доме сочли логичным, что Дания объявила войну Алжиру и послала в Средиземное море флотилию. Логика была уже давно забыта, и это было просто как-то связано с большой игрой за власть, а также с Турцией и Россией. То, что это безумное предприятие провалилось, тоже было логичным.

Сообщения Ревердиля по данному вопросу, — а вопрос этот был ему знаком еще с давних времен, и он был счастлив на несколько дней освободиться от компании Кристиана, — были мрачными. Что было делать?!! Помимо потопленных кораблей, потерь личного состава, огромных трат, грозивших резко увеличить государственный долг и подорвать всякие реформы; помимо всего, тут присутствовала еще и горечь, что это унаследованное безумие подорвет все.

Четкие выводы Ревердиля были невыносимы.

Ситуация такова, что в Средиземном море осталась маленькая датская эскадра под командованием адмирала Хогланда. Это остатки отправленной флотилии. У флотилии теперь имелось приказание преследовать алжирских корсаров и ждать подкрепления. Подкрепление, которому предстояло спасти честь датского флота, должно было отправиться из Копенгагена, но сначала его надлежало создать. Строительство должно было происходить на верфи Хольмена. Эта вновь построенная эскадра должна была состоять из больших линейных кораблей, а также из галиотов с мощными пушками и бомбометателями для бомбардировки Алжира. Эскадра, по мнению руководства флотом, должна была состоять из девяти линейных кораблей, помимо фрегатов, шебек и галиотов.