Вспоминается день 7 ноября 1943 года. В посольстве готовятся к приему. Прибудут шведские официальные лица и дипломаты союзных стран, а также стран, с которыми у Советского Союза существуют дипломатические отношения. Но японский и болгарский посланники на общий прием прийти не могут. Япония и Болгария в состоянии войны с США и Великобританией, а с Советским Союзом сохраняют дипломатические отношения.

Александра Михайловна предлагает мне помочь ей «занять» японского, а затем и болгарского посланника. Первым приходит поздравить с национальным праздником японский посланник. Входя, он низко кланяется, широко улыбается и поздравляет. Подают чай. Александра Михайловна заводит разговор о погоде, спрашивает, как переносит посланник шведский климат. Японский дипломат покашливает, нервничает, слова у него застревают в горле. Наконец он улучает момент и спрашивает:

— Госпожа министр, я имею поручение моего императорского правительства выяснить ваше личное мнение, как сложатся отношения между нашими странами после войны с Германией, которая, как теперь можно полагать, окончится вашей победой.

Лицо Александры Михайловны непроницаемо. Она звонит в серебряный колокольчик.

— Пожалуйста, еще чаю, — говорит она вошедшей горничной и обращается с вопросом ко мне:

— Вы знакомы с японским искусством составлять букеты цветов? Это изумительное искусство — икебана.

Я отвечаю, что нет, не знакома. Александра Михайловна начинает живо рассказывать об этом сложном искусстве под одобрительные и восхищенные реплики посланника. Но он заинтересован в другом.

— Госпожа министр, я хотел бы знать ваше личное мнение. Существует ли соглашение СССР с вашими великими союзниками в отношении Японии?

— Одну минуточку, — говорит Александра Михайлов на, подходит к столику, берет толстую японскую книгу со множеством цветных фотографий икебана и спрашивает посланника:

— Скажите, это последнее издание? Я очень внимательно слежу за развитием этого вида искусства.

Японский посланник смахивает платком обильный пот со лба, умоляюще смотрит на советского посла.

Александра Михайловна делает какое-то неуловимое движение, означающее, что аудиенция закончена. Распаренный японец с отчаянным видом встает со стула, низко кланяется и уходит.

Александра Михайловна тоже вздыхает, снимая напряжение, и звонко смеется:

— Бедный посланник, он сейчас возьмется за эту книгу и будет гадать. Я ему показала несколько сочетаний букетов, никакого отношения к интересующему его вопросу не имеющих. Я же его не спрашивала, почему Япония держит Квантунскую армию у наших границ в Маньчжурии.

Затем является болгарский посланник. Его занимает тот же вопрос. Он тоже пытается узнать «личное мнение» мадам Коллонтай, каковы планы Советского Союза в отношении Болгарии. Правительство царя Бориса связало судьбу страны с гитлеровской Германией. Болгарский народ ведет героическую борьбу против фашизма, в стране действуют сотни партизанских отрядов. Все это известно Коллонтай, и она понимает состояние посланника фашистского правительства Филова, но… Александра Михайловна спрашивает болгарина, каков был урожай на розовое масло в истекшем году, вспоминает свое раннее детство, проведенное в Болгарии, когда ее отец, полковник царской армии, участвовал в русско-турецкой войне, освободившей Болгарию от турецкого ига, и был одним из авторов первой болгарской конституции. Предлагает посланнику попробовать печенье, которое напоминает ей болгарскую банницу.

Но посланник Филова настырен.

— Болгария высоко ценит подвиг вашего отца, генерала Домонтовича, и во имя старой дружбы… — болгарский посланник машинально вынимает из кармана пачку сигарет, вертит ее в руках.

— О, я доставлю вам сейчас удовольствие, — говорит весело Александра Михайловна. — Курите, разрешаю. Кстати, мадам, — указывает она на меня, — тоже курит и, наверное, уже проголодалась, — а затем следует движение, означающее: «Пора и честь знать»…

Болгарин ищет глазами пепельницу, сует сигарету в чашку с недопитым кофе и откланивается.

— Я уверена, что он сейчас пойдет гадать на кофейной гуще, — замечает Александра Михайловна, обмахиваясь веером.

…Александра Михайловна много читала. Читала быстро, схватывая основную мысль, не забывая проследить и за формой, и за средствами изображения. Мне кажется, что ничто так не характеризует и не раскрывает человека, как его отношение к книге, обращение с ней. Александра Михайловна брала в руки книгу каким-то удивительно бережным движением и перелистывала страницы с верхнего угла.

За утренним кофе она просматривала кипу газет. Толстый карандаш, с одной стороны красный, с другой синий, всегда лежал перед ней на столе. Она отчеркивала красным то, что следует немедленно перевести и по линии ТАСС сообщить в Москву, синим — что надо перевести и с чем ознакомить военного, военно-морского, торгового атташе или своих советников. Тогда она писала на полях инициалы: «Н. И», что означало «Николаю Ивановичу» (военный атташе), и такие характерные пометки «нотабене», знаки восклицания, вопросительные. Опустошенные газеты сбрасывались ею на пол. Газета интересовала ее, пока она была в ее руках, а затем она превращалась, как говорят сейчас, в макулатуру.