Шрифт:
Точка начала быстро расти и превратилась в женщину небольшого роста, даже ниже Расщепея. Сколько ей лет, сказать было трудно, настолько она была накрашена. Озму она разочаровала: разве такой должна быть красавица Тереса?
Адальжиза поймала взгляд девушки и сказала ледяным тоном:
— Здравствуйте, сеньорита, и не смотрите на меня дикими глазами. Я сейчас сделаю из себя Тересу, и вы увидите, что я гожусь на эту роль.
С этими словами она убежала.
— Ты знаешь, Олеся, — обратился Расщепей к падчерице, — многие смогли бы лучше сыграть Тересу. Но этой Адальжизе я обязан тем, что вообще ставлю эту картину и играю в ней главную роль. Правда, и в моей смерти прошу винить Адальжизу Ш…
— Как это?
— Очень просто. Ещё когда я жил на Земле, она раз ночью заявилась ко мне домой и стала просить, чтобы я взял её в кино. И предложила сюжет для картины — вот эту самую революцию. Она — Тереса, я — Алехандро, народная борьба, а в последнем кадре мы с ней целуемся. Но я отказался.
— Почему? — Озма была поражена.
— Да потому, что я тогда ещё ничего не знал про Найду и решил, что мерзявка морочит мне голову. Хотя мог бы задуматься: а каким образом Адальжиза попала в мою комнату сквозь запертую дверь? Но тогда я только и сказал: «Вы не знаете истории!» — а она вызвала своего приятеля Идолище Поганое — вот оно, кстати, оно у нас играет Людоеда. Идолище, познакомьтесь: Олеся Расщепей — наша Хуана Вальеха.
— Очень приятно, — басом сказало Идолище, протягивая Озме огромную лапу, покрытую коричневой и синей шерстью. Девушка пожала лапу с удовольствием и без страха. Идолище оказалось хоть и огромным, и лохматым, но совсем не поганым, а очень даже симпатичным.
— Так вот, — продолжал Расщепей, — Адальжиза стала кричать на Идолище, и оно вынуждено было посадить меня на люстру.
— Но ты, мой повелитель, — перебило Идолище, — ты только дунул на меня, и я вылетело в окно с рамой на шее! С пятого этажа! О, ты велик и могуч, мой господин!
— Нет, люди добрые, вы только посмотрите на него! Я уже полгода не устаю перед ним извиняться. Я ведь не знал тогда, какое славное наше Идолище. А оно только что на коленях не ползает. Я и не думал, что так получится, и не виноват, что в своём доме и стены помогают! Так вот, после этого Адальжиза не рискнула больше спорить и ушла. А я так хохотал, что в буквальном смысле слова умер со смеху! Шутка ли — сидеть в два часа ночи на люстре и беседовать с такой странной компанией!
— Не знаю, — пискнула Флоренс Недомби, — вам, сеньор Расчепео, может быть, и смешно, а мне на вашем месте было бы обидно.
— Бедное маленькое создание! Так вот, я умер со смеху. Точнее, я думал, что я умер, а на самом деле попал на Найду. И в первый же день своего там пребывания встречаю я на улице… кого бы ты думала? — Адальжизу и Идолище! Но что же это я, старый дурак? Пойдёмте ко всем!
И Озма познакомилась со всей остальной киногруппой. Далеко, конечно, не такой живописной, как первые трое. Это были обыкновенные славные ламанчцы, ещё скорбевшие о прежнем режиссёре, но уже готовые подчиняться новому.
Под конец знакомства вернулась Адальжиза. И Озма даже не сразу её узнала. Мерзявка и впрямь хорошо потрудилась над собой и буквально нарисовала на себе красавицу Тересу…
— Запомни, Алька, — говорил впоследствии по этому поводу Расщепей, — в кино могут играть люди либо совершенно естественные, либо насквозь фальшивые.
Правая рука Расщепея
На другой же день началась работа. Большая часть фильма должна была сниматься в бывшем замке Тересы — ныне музее революции. Поэтому Расщепей и Озма жили в верхних комнатах, там, где не было экспозиции и служащие устроили всё по-современному.
Музей, конечно, закрыли для посетителей. Но всё равно любопытные собрались вокруг замка. Много они, впрочем, не увидели: только Расщепея с гитарой под окнами и Адальжизу на балконе. Удалось прохожим, конечно, услышать, как Тереса-мерзявка запела старинный романс и как Алехандро-режиссёр, перебирая струны, нашёл аккомпанемент…
— Почему вы не дома, сеньор? — Адальжиза оборвала мелодию на полуслове. — Ведь уже темно, и холод такой, какого давно не знала Ламанча!
— Дом мой — вся страна, сеньорита! — отвечал Расщепей.
— Так вам что же, негде сегодня ночевать? Да вы замёрзнете под открытым небом! Нет, я себе не прощу, если вы не проведёте эту ночь в моём замке!
— Ваше приглашение — большая честь для меня. Только… вы не боитесь мышей?
— Нет… А почему вы спрашиваете?
— Со мной мой верный друг — белая мышка!
— Несите её сюда! Я её накормлю и отогрею.
— Вы очень добры, сеньорита, большое вам спасибо…
— Чем расточать мне комплименты, заходите скорей, а то замёрзнете и мышь погубите!