Бесспорно, во что-то верить надо. Главное, чтобы это «что-то» исходило от хороших людей, близких. Особенно это важно тогда, когда ты уязвима, растеряна, беззащитна. Важно уметь распознавать, кто просто выкачивает из тебя твои силы и деньги, а кому ты действительно небезразлична. Ты должна знать, что есть и всегда будут люди, которым ты небезразлична. Как правило, именно такие люди не машут перед твоим носом красными флагами, а просто находятся рядом. Некоторые из них даже как будто обижают, а от иных наслушаешься до слез… Важно, чтобы ты нашла ту «золотую меру», которая определяла бы допустимую степень вмешательства в жизнь других и дала бы тебе мудрости не горевать от того, что некоторые вещи ты изменить не можешь. Только много-много людей сразу могут все. И тогда – любой каприз!..

Важно, чтобы ты поняла – ты нужна здесь изначально, и без тебя этот мир был бы неполным.

Я старалась показывать тебе жизнь со стороны, освещенной Солнцем, когда ты была еще совсем ребенком. Я хотела, чтобы сначала ты поверила в Любовь (1. Наверное, это и есть Любовь), которая всех нас спасает от наших личных и всеобщих «концов света». Я хотела, чтобы эта вера перешла у тебя в четкое знание. Детство – наилучшее время для формирования мировоззрения, потому что ты еще не научилась задавать вопросы и принимаешь все как данность. Доверчивая, хрупкая, открытая. Сейчас тебе нравится все отрицать. С одной стороны – это хороший знак: ты отращиваешь «вторую кожу», чтобы вступить во взрослый мир в защитном костюме. Надеюсь, я сумею поставить на него фильтры. С другой стороны, ты меня совсем не слушаешь. А мне так много нужно тебе сказать!

Все, что я пишу тебе, – из Любви (Послеглавие). Я хочу, чтобы в моменты уязвимости ты могла выслушать меня через эту книгу, если вдруг по каким-то причинам я не смогу в это время быть с тобой рядом.

У меня в голове все вертится фраза «…чтобы эта вера перешла у тебя в четкое знание»… Она как будто означает, что я должна привести тебе какие-то веские доказательства, предоставить артефакты. Мол, вот, Алиска, смотри – это Любовь. Да не бойся, погладь рукой, видишь, какая – голубоглазая!..

– Где??? – таращишь ты глаза.

А вот с такими вопросами к Боженьке, пожалуйста.

Нам хотелось встретиться. К тому же у меня накопились вопросы. Я пришла к Нему. Он открыл мне дверь: такой смешной – в фартучке, в руках деревянная лопатка.

Мы сидели с Боженькой на залитой солнцем кухне. Он пек для меня блинчики – такие вкусные, румяные, тонкие, как газетка. Я сворачивала их трубочкой, окунала в чашку с малиновым вареньем и с наслаждением завтракала. Чай тоже был вкусный – со смородиновым листом, с липой и душицей. Я раскачивалась на стуле. Сыпала сахаром на кружевную скатерть. Мы разговаривали о музыке. Он смеялся над тем, как фанаты «Портишед» спутали Наталию Хичкок с Бет Гиббонс и ругали последнюю, как изменщицу [2] . Я отвечала, что никогда бы не догадалась их сравнивать: у Хичкок голос как хрусталики-ледышки на ветру, а Гиббонс поет так, будто ее привязали к стулу и, возможно, собираются изнасиловать. Есть в ней какое-то тревожное ожидание…

Потом я спросила: «Когда же ты объяснишь мне, что такое любовь?» Он хлопнул себя по лбу и подарил мне новые наушники. Я погладила Ему рубашку. Просто так. Люблю гладить рубашки. И Его люблю… Долго обнимались в прихожей, почти как любовники, я не могла надышаться этой нежностью и теплом. Пахнет от Него совсем не ладаном, а какой-то невыразимой свежестью и медом. Никогда не хочу от Него уходить, просто сил нет. Такой родной человек – Бог. Ближе Его никого нет.

Иногда капризничаю по-человечески, говорю Ему: «Ну все, хватит! Что за жизнь у меня такая, надоело все. Не приду больше». Он помолчит немного, а потом – раз! – поддержка в виде теплых слов от какого-нибудь прохожего или неожиданный сюрприз… И мне так стыдно становится за свое отчаяние и так хорошо, что вспомнила о Нем, и что Он вспомнил обо мне. Стою у Него за дверью, краску на стене скребу, а войти не решаюсь.

Я вижу Его отблески в разных людях и даже предметах. Перед некоторыми из них стоишь, зачарованная, и отчетливо понимаешь: «Здесь был Он». Несешься по Его следам, как гончая, и вдруг натыкаешься на нечто невероятное, чего объяснить не можешь, как будто застукала невидимку: «Вот Ты где!», а сердце колотится, и дух захватывает от восторга. А через минуту снова теряешь след. Потому что начинает работать голова. Ничего не поделаешь, так и должно быть. Ты же человек разумный (2. Так мы устроены), понимаешь, для чего-то нужна эта игра в прятки. Ты «возвращаешься на землю», но ощущение от прикосновения к Божественному остается… Именно ощущение. Но не знание. И это свет, который не гаснет с наступлением ночи. Ты спишь, а Он снится тебе необъяснимым блаженством…

И все же без схем не обойтись. Как ты уже поняла, я поддерживаю идею о том, что мы являемся частью большего существа и в то же время содержим в себе бесчисленное множество миров. Как матрешки. Я уверена, что наше тело – это всего лишь видимая часть, внутри мы – единый организм (4. Магии не существует). Я еще не раз буду об этом говорить. Так как это невозможно представить, не ломай зря голову: наш мозг пока не умеет моделировать бесконечность. Хотя, к тому времени, когда ты начнешь читать эту книгу, может быть, что-нибудь уже изменится.

Математический парадокс точки (нуля) и бесконечности лишь укрепляет эту теорию. Дело в том, что точка и бесконечность выглядят одинаково – никак. И то и другое – ничто. Пустота. И вот эта бесконечная пустота настолько безнадежно скучна, что требуется Жизнь. Что-то, какая-то информация (4. Магии не существует), (в Библии – Слово) провоцирует появление энергии (4. Либидо). Эта энергия отталкивается от нуля, уравновешивая плюс минусом, и наоборот (условно – «добро» и «зло»).