Шрифт:
Как и первый развод Эллы ван Хеемстра, её разрыв с Джозефом тоже окутан тайной. Почему они расстались, никто так и не узнал, поэтому строилось немало предположений. Биографы писали, что Джозеф начал спиваться, что он растратил большую часть состояния жены, ну и наконец, искали причину в его политических взглядах.
Дело в том, что Джозеф Растон открыто сочувствовал нацистам. И первое время Элла его в этом поддерживала, существует даже подписанная её именем статья о «зове фашизма». Но она довольно скоро разочаровалась в идеях национал-социализма.
Как бы то ни было, они с Джозефом развелись и больше не встречались.
Я была довольно печальным ребёнком, тихим и скрытным. Больше всего я любила играть в одиночестве. Мне хотелось, чтобы меня кто-нибудь понимал.
В 1939 году мать записала Одри в балетный класс.
Танцами она увлекалась давно — ещё в раннем детстве стоило зазвучать музыке и Одри принималась танцевать. Поэтому в балетный класс она пошла с радостью, занималась там легко и с удовольствием, чего нельзя было сказать об её учёбе в школе. «Мне нравились девочки и учителя, но сам процесс обучения в классе не нравился никогда, — вспоминала она. — Я была очень активной и не могла часами сидеть за партой. Мне нравилась история, мифология и астрономия, но я по-настоящему ненавидела всё, что было связано с арифметикой. Школа казалась мне скучной, и я была рада, когда всё это наконец закончилось».
Танец стал для застенчивой Одри средством самовыражения и даже в какой-то степени образом жизни. Она не переставала заниматься балетом даже во время немецкой оккупации — пока у Эллы были деньги, чтобы оплачивать уроки, к ним приходила учительница; когда денег не стало, Одри сама начала давать уроки младшим девочкам.
Занятия балетом сформировали знаменитую фигуру Одри Хепбёрн — тонкую, стройную, гибкую и в то же время аристократически прямую. Её грация, её великолепная осанка — всё это тоже результат многолетних занятий балетом.
Одри видела себя в будущем знаменитой балериной, и понадобилось много лет и много разочарований, чтобы она отказалась от этой мечты.
Я хотела танцевать сольные партии. Я страшно хотела исполнять эти роли потому, что они дали бы мне возможность выразить себя. Но у меня не было такой возможности, когда я стояла в ряду из двенадцати других девочек и должна была синхронизировать свои движения с их движениями. А я не желала ни под кого подстраиваться. Я хотела сама добиться своей славы.
В мае 1940 года Голландию заняли германские войска. Одри оказалась в оккупации.
А ведь летом 1939 года они с матерью отдыхали в Англии у родственников и с началом войны могли остаться там. Но Элла была уверена, что нейтральной Голландии ничего не грозит, и вернулась на родину, где поселилась в городе Арнеме. Это было её большой ошибкой, да и не только её — никому из семьи ван Хеемстра не пришло в голову уехать из страны.
Они довольно быстро поплатились за своё легкомыслие — вскоре после оккупации их счета были арестованы, а ценности конфискованы. Никогда не знавшие материальных проблем, ван Хеемстры оказались на грани нищеты. Но на этом их несчастья не закончились: вскоре один из братьев Одри был схвачен и отправлен в лагерь за связь с Сопротивлением, другой оказался в плену, и о нём до конца войны ничего не было известно, а дядя и два кузена попали в облаву и были расстреляны.
Одри вспоминала, что жила в то время в постоянном иррациональном страхе: «Я не боялась, не попаду ли я, как многие молодые девушки и женщины, в дома, предназначенные для „развлечения“ германских офицеров и других мужчин. И я не знала, не заберут ли меня на день или на неделю на уборку или на полевую кухню. Я знала лишь, что мне двенадцать лет и мне страшно».
Второе страшное воспоминание детства после исчезновения отца — это мама, которая входит ко мне в спальню однажды утром, отдёргивает шторы на окнах и говорит: «Вставай, началась война».
После начала оккупации Элла велела дочери забыть имя Одри. Теперь её звали Эддой.
В школу её устроили под именем Эдды ван Хеемстра, подделав документы. Кроме того, ей было запрещено говорить по-английски. «Меня никогда не звали Эдда ван Хеемстра, — рассказывала впоследствии Одри. — Это имя было только для школы. Мама считала, что во время немецкой оккупации разумнее иметь голландское, а не английское имя».
Это не было простой причудой — у Эллы были серьёзные основания бояться за дочь, ведь Одри ещё при рождении была записана британской подданной. Если бы это выплыло наружу, она имела бы все шансы оказаться в лагере, несмотря на свой юный возраст.
Однако у страха и репрессий был и обратный эффект — после всех несчастий, обрушившихся на их семью, даже осторожная Элла, ещё несколько лет назад сочувствовавшая нацистам, стала помогать Сопротивлению.
По иронии судьбы, как раз в мае 1940 года, когда Германия оккупировала Голландию, отец Одри, британец Джозеф Хепбёрн-Растон, был арестован в Англии за «связь с представителями вражеского государства». Для этого были серьёзные основания — Джордж занимал пост директора контролируемого нацистами агентства новостей, да и своих профашистских взглядов он никогда не скрывал.