Шрифт:
К черту старого подлеца! Я продолжал свой обычный бег. Тридцать полуведер – на рудбекию и сангвинарию канадскую. И еще двадцать – на ромашку и лаковый тис. Многократно был орошен пурпуниус светлый игольчатый – злобный капризный высерок. Накормлена перегноем гвиания. Щедро обрызган квисквалис индийский.
«Яичный желток» уже закатился за пальмы, когда я отбросил мотыгу.
Поужинал спаржей.
Растянулся на клевере.
Подложил под голову подушку-булыжник.
И затылком почувствовал вздох.
– Как насчет того, чтобы скоротать вечерок?!
Я вскочил для отпора – и, однако, не смог, господа. После тотального хамства остальных персонажей до отчаянной дерзости был обходителен этот замученный интеллигент. Впрочем, берите выше – он был жалок до восхищения. Бороденка гонимого фавна. И глаза! Боже, что за глаза! Что за сияние сфер! Волчок Норштейна [43] ! Свидетели Иеговы не смогли бы так подластиться. Куда бормотателям гимнов с их смехотворным гипнозом до этого перебирающего копытцами рогоносного мавра. В меня заглянули очи, в которых совершенно по-сиамски сплелись ленинское лукавство и иерусалимская скорбь.
43
В мультфильме «Сказка сказок» Юрия Норштейна, в одной из самых главных ее сцен герой сказки Волчок пытается успокоить потерявшегося мальчика. Глаза Серого Волчка, в то время как сказочный зверек поет «баю-баюшки баю» малышу, восхитительны!
– Так вы не против партейки в го?
Здесь подпрыгнул бы Кавабата [44] . Уронили бы невозмутимость вместе взятые Циньюань, Китани Минору и Сюсай Хонинобо [45] .
– Ничего особенного, – продолжала судьба в образе пыльного, дряхлого дьявола, – вон на той аллее нарезаем квадраты, а гальку берем… ну, хотя бы из здешней альпийской горки.
И ведь он соблазнил, благодетели. Я попался со всеми своими потрохами; вляпался, как лошадник Мюрат у Шёнграбена [46] , как сумрачный киник Фауст, как самая разнаивная девственница, глупость которой вполне может спорить с афганской выходкой Буша. И поплыл, и отдался,и ведь, кажется, в тот же миг под руководством лохматой особи принялся собирать камни; и ужесчитал количество линий, нарезая их тяпкой по утрамбованной своими босыми пятками южной аллее. Повторюсь: заделался дурнем, и не знаю, как все случилось, но под блеянье-бормотанье («простите, помог бы, однако, как видите – не совсем удобные щупальца! у вас все получится лучше!») отсортировывал черную и белую гальку на две приличные кучки.
44
Кавабата Ясунари – выдающийся японский писатель, лауреат Нобелевской премии, автор культовой книги «Мастер игры в го».
45
Циньюань, Китани Минору, Сюсай Хонинобо XXI – мастера игры в го первой половины XX века.
46
Имеется в виду история с наполеоновским маршалом, лихим рубакой Иоахимом Мюратом (1767–1815), который при всех своих достоинствах воина не блистал дипломатическим умом. Во время войны коалиции с Наполеоном в 1805 году, его, как мальчишку, обвел вокруг пальца князь Багратион. Суть известного «шенграбенского дела» в следующем: в обход преследуемой Наполеоном армии Кутузова спешил со своими корпусами Мюрат. Понимая опасность положения, Кутузов приказал одному из самых выдающихся русских генералов, князю Петру Ивановичу Багратиону с маленьким отрядом выйти к дороге, по которой двигались части знаменитого французского кавалериста, и любой ценой задержать их. Петр Иванович, посланный на верную смерть, выпутался из совершенно безвыходного положения благодаря собственной хитрости. Выйдя к деревне Шёнграбен, он убедил Мюрата, что перед тем находится вся русская армия и предложил… капитуляцию русских. Обрадованный Мюрат оказался на седьмом небе от счастья и дал себя впутать в переговоры. В итоге армия Кутузова ускользнула из верной ловушки, и когда Наполеон узнал, в чем дело, время было безнадежно упущено. Гонец от императора с недвусмысленным приказом немедленно атаковать прибыл только под вечер, и шансы французов на победу окончательно растаяли: ночью использовать кавалерию да и остальные войска было бессмысленно. Дав Мюрату бой, Багратион с большей частью отряда вернулся к своим. Что касается незадачливого дипломата-кавалериста, то, как писал историк Е. В. Тарле: «Бонапарт истощил на него весь свой запас ругательств».
Мефистофель сопел одобрительно.
Пересчитал квадраты.
И остался доволен «доской».
Ну, а монстр? Деду было на все на…ть: как ни в чем не бывало, дряхлый пердун протащился мимо нас к навесу. Он чтил здешний главный закон – занимайся сейчас чем угодно: бегай, хнычь, ругайся, скули. Главное – сияние славно политых еще днем белых рудбекий.
Негодяйки, конечно, сияли.
Покачивались.
Цвели.
А несносный старик захрапел.
– Все в порядке, – кивнул козел. – Восемнадцать на восемнадцать! Буквы сверху, цифры сбоку. Все же будет получше рэндзю [47] ! Ваши черные.
47
Рэндзю – японская настольная логическая игра. – Примеч. ред.
– Почему?
– Сами вы далеко не нубиец – несмотря на загар. А теперь оглядите меня. Здесь простая эстетика. Черный – белыми. Так вы не против, голубчик?
– Нет! (я здорово, классно влип!)
Он осклабился.
Издал свой коронный, семитско-жалобный вздох:
– Ну-с, ходите.
Я сходил.
Я поставил на R 16.
Никогда не играйте в го.
Хоси, комоку, боси, цукэ-атари и цуги [48] . Мандраж первого выпада, затем неизбежная растерянность, скрежет зубовный и вновь собачий восторг от следующего, кажущегося более удачным, хода. Пот, слезы, азарт, наконец! Железно хватающий за горло, словно пугачевский Хлопуша, глубокий, как утроба людоеда Сатурна, азарт! Ни секунды не сомневаюсь: даже известный всем почитателям литературы один весьма ядовитый энтомолог сломал бы на попытке отобразить подобное свое виртуозное перо.
48
Автор перечисляет тактические приемы (ходы) игры в го. – Примеч. ред.
Черный камушек, сжатый так, что он готов был проструиться песком сквозь пальцы, – вот скорбный символ моего помешательства.
И признаюсь вам, государи, – тут же восстал за моей согбенной спиной призрак сбежавшего от своей несчастной жены, от стыда и от разума, самого в мире известного игрока. Каким-то внутренним слухом я услышал его хрип «ставлю все на зеро!» – и тотчас разлетелся здешний прежний, пусть и дурацкий, но все же порядок вещей.
Я надел шкуру дражайшего Федора Михайловича [49] .
49
Нездоровая, граничащая с помешательством страсть Достоевского к рулетке общеизвестна.
И немедленно в ней содрогнулся.
Но не мог уже отодрать ее.
Capreolus vulgaris удивительно ловко брал гальку губами (бородка печально дрожала). В глазах, пока он раздумывал над комбинацией, совершенно по-иудейски плавала все та же экклезиастова печаль. Затем он задумчиво цокал копытцами к очередному пересечению линий – и я вновь покрывался потом! Нет, вы только представьте, судари, славненькую картинку: до полуночи мы топчемся на аллейке, и я занимаюсь самой бесполезной в мире игрой, вместо того, чтобы укладываться после пахоты на клевер и привычно засыпать. А после выматывающего сеанса, не смыкая глаз, пялюсь на местные звезды, просчитывая последствия своей торопливости, раздражаясь, что «опять сходил не туда». От подобного сумасшествия можно сделать себе сеппуку. К тому же, поначалу я постоянно проваливался. На каждую мою задумку следовал хлесткий ответ-пощечина. Моя очередная, с такими тяжелыми родами появляющаяся на свет, вселенная рассыпалась в то же мгновение, когда с глуховатым смешком рогатый противник ходил белой галькой. Если б не было все серьезно, если б я не съехалсо всех проводов и со всех всевозможных катушек, если бы не трясся в зло-азартном своем забытьи, не отвлекался бы от работы, не бегал бы то и дело к полузатоптанным клеткам, лишний раз посмотреть на расположение белых и черных камушков, я бы точно расхохотался.
Мы азартно сражались.
Козел вновь и вновь вытягивал трубочкой свои мясистые губы и аккуратно всасывал ими из незаметно редеющей кучки очередной плоский осколок базальта, перенося его на поле битвы.
Он укладывал знак своего торжества и оглядывался, восклицая:
– R 4!
Го тягуче, как ожидание – там за каждым ходом неизбежно прячется вечность.
Еще два вечера моих тягостных дум.
И, с моей стороны:
– D 3!
Затем – новый цикл размышлений (разговоров-прощупываний, комплиментов со стороны этого вкрадчивого, антрацитного черта). Наконец, capreolus засасывал камень.