— Вот именно. И сынишка их помнит разговор об инкассаторе. Он тоже находился в комнате.

— Странная забывчивость у Кропотина.

— Подозрительная.

— Насколько я понимаю, вы сейчас занимаетесь этой версией?

— Да. Но все равно я больше склонен думать, что инсценировка…

— Есть основания? — спросил я.

— Интуиция. Но чтобы совесть была спокойна, проверю и Кропотина. Если уж не он, то одна дорожка — Парабук. Я ведь, кажется, все село перешерстил.

— В том числе и сына продавщицы?

— Конечно, Захар Петрович. В школе даже был.

— Ну и?

— Учится он не очень хорошо, но грешков вроде воровства или сомнительных товарищей за ним не имеется. Хотя у них в школе не все благополучно. Несколько учеников восьмого класса летом занимались мелкими кражами на дачах. И еще одна деталь: он ходит в школу в соседний поселок Житный, в десятилетку. Километров шесть от Рощино. При школе буфет. Но мать денег не дает, чтобы не приучать к ним, так он стреляет пятаки на булочки у одноклассников. Укради он деньги в магазине, уж наверняка не удержался бы от кутежа. Как вы считаете?

— Ну что ж, хорошо, что вы побывали и в школе…

Я поднялся, чтобы уйти. На прощание попросил Сергея Сергеевича все-таки держать меня в курсе дела. Новые обстоятельства, вскрытые им, могли повлечь за собой неожиданности в расследовании.

Новость в рощинском деле я узнал не от Бутова. Через три дня после разговора со следователем в райотделе внутренних дел ко мне в прокуратуру пришел взволнованный посетитель. Это был муж продавщицы. Рыжеволосый, высокий, несколько рыхлый, он отчаянно шепелявил. И я с трудом разобрался, что до этого Парабук уже побывал в милиции, но Бутова там не нашел и поэтому решил обратиться ко мне.

— Так все же что случилось? — спросил я у него.

— Пашу нашего того… — проговорил он с клекотом и зажал рукой дряблые щеки.

На него было больно смотреть.

— Понимаете, товарищ прокурор, Нюся волосы на себе рвет, места себе найти не может. Пропади пропадом эти деньги! Зря мы с милицией связались. Собрали бы как-нибудь… Пашенька ведь у нас один был… Помогите, товарищ прокурор, найти подлюгу… Своими руками задушу.

— Ваш сын пропал? — разобрался я наконец в его нескладном рассказе.

Парабук всхлипнул, вытер пятерней лицо и обреченно произнес:

— Убили мальчонку… За какие-то пятьсот шестьдесят рублей, пропади они пропадом.

Я вспомнил об «угрозе», подброшенной в несгораемый ящик рощинского магазина.

— Когда убили, кто, где? — сдерживая волнение, спросил я.

— Вчера… В лесу… Если бы знать этого гада!

— Почему же вы только сегодня сообщаете об этом?

— Да все не верили, ждали, что придет Пашенька. Всю ночь просидели. Утром уж невмоготу стало. Весь лес обшарили. Не нашли. В Житном был. Как узнали, что он вчера в школу не приходил, с Нюсей припадок случился… Исполнили угрозу…

— Значит, сына вы не нашли? — спросил я, несколько успокаиваясь.

— Наверное, здорово спрятали, гады…

— Ну вот что, товарищ Парабук. Пока еще неизвестно, что с ним. Мы примем меры к розыску. Будьте мужчиной, возьмите себя в руки.

Мои слова, кажется, возымели действие. Парабук перестал бормотать и сидел тихо, пока я связывался с милицией. По моему заданию дежурный разыскал Бутова, и я попросил следователя срочно приехать ко мне.

Парабук, видя, что за дело взялись всерьез и безотлагательно, немного успокоился и стал рассказывать связнее.

Выяснилось следующее.

Вчера утром Павел, как всегда, ушел в школу. Обычно их собирается несколько ребят. Дорога в Житный не близкая. Иногда ученики едут попутной машиной, но чаще дуют прямиком через лес. В хорошую погоду, конечно. В этот раз Павел дожидаться товарищей не стал — спешил. Он был дежурным по классу. В школу младший Парабук не явился. Его больше никто не видел.

После того как были выяснены все обстоятельства, и выполнены соответствующие формальности, муж продавщицы ушел.

— Что вы скажете? — задал я вопрос Бутову.

— Ума не приложу, — признался следователь. — Это совсем спутало мне карты. Неужели реализована «угроза»?..

— Как убивается мужик, — сказал я, вспомнив Парабука. — Представляю, в каком отчаянии мать.

— Мне кажется, она более сдержанна. В Рощине так и говорят, что у них в семье за мужика Нюся. Действительно, та — кремень.

— А с другой стороны, единственный сын. Дело-то, оказывается, не шуточное.

— Я поеду, Захар Петрович?