Вслед за узнаванием неба, погоды и циклов луны, пришло и чувство связи с этим древним мозгом, и я слышал эхо его голоса: «не ешь эти грибы». А вот личинки…

Достав ложку из кармана, я начал выкапывать их, накладывая в пластиковый пакет. Черви могут есть червей.

Мы спустились к реке Шенандоа, чтобы проверить лески в воде и силки на берегу. Другим животным, как и нам, нужно было спускаться к воде с холмов, и это было отличное место для охоты и размещения ловушек. У меня на плече висело ружье: на тот случай, если мы увидим оленя или свинью, и, разумеется, для защиты, если мы увидим людей.

Остальные домики уже были пусты, даже тот, за которым я следил во время ночных вылазок.

Мы остались одни, нашим соседом был лишь свет ночью на горизонте, за которым мы постоянно внимательно наблюдали, ожидая каких-либо изменений, и продолжали влачить свою отшельническую жизнь.

— А что за мешки стоят на веранде? — спросил я.

Я заметил их утром, когда мы вышли из дома. Обычные мешки для мусора, и я решил, что остальные складывали в них мусор. Потом только я подумал: всё что гнило, девочки использовали для удобрений, да и что нам было выбрасывать?

— Это ещё одна задумка твоей жены: можно сложить одежду и постельное бельё в мешки, завязать их и оставить на две недели, тогда все вши передохнут, и не останется даже яиц. Они вылупятся внутри и умрут.

Я кивнул, ничего не сказав, и продолжил тщательно высматривать, не попадётся ли нам что-нибудь съестное.

Как существо всеядное, я мог съесть всё что угодно, но была и обратная сторона медали: сперва необходимо было решить, а съедобно ли оно.

В лесу можно было найти немало источников пропитания: ягоды, орехи, листья, почки. Я всегда полагал, что мы обрели господство над планетой благодаря своему мозгу, но на самом деле эта заслуга принадлежала желудку и нашей способности съесть всё, что только попадётся на глаза.

Была только одна проблема: не зная, что ты ешь, можно было легко умереть. Или отравиться, что в наших условиях означало то же самое.

— Я думаю, я мог бы стать китайцем, — сказал я Чаку.

Я всё чаще и чаще об этом думал. Какая на самом деле разница? Они стали похожи на нас, обретя богатство и благополучие, а мы — на них, начав следить за своим гражданами. Может, мы достигли точки соприкосновения, может, больше не имеет значения, кто будет стоять во главе.

— Китае-американец или американо-китаец, а? — рассмеялся Чак. — Так, значит?

— Мы не сможем долго тут протянуть, — ответил я.

Ручей около домика почти пересох после того, как в горах растаял последний снег. От него осталась лишь полоса грязи. А чтобы набрать чистой воды, нужно было дойти до реки, которая текла в нескольких километрах от нас и на триста метров ниже уровнем по высоте.

У Чака был йод, которым мы могли обеззаразить воду, но он закончился, и нам оставалось только кипятить её. Но вскипятить достаточное количество было непросто, и мы пили порой сырую воду, и, как следствие, страдали от диареи. С каждым днём мы слабели и приближались к голодной смерти.

Проверив снасти и ловушки, и не найдя ничего, мы набрали воду в бутылки, положили их в рюкзаки и сели на берегу около короткого отрезка порогов. Нужно было немного отдохнуть, прежде чем отправляться обратно вверх по склону горы. С пустыми руками.

— Как твоё самочувствие? — спросил, наконец, Чак. Вода в реке успокаивающе шумела.

— Хорошо, — соврал я.

Я плохо себя чувствовал, но, наконец, оставил добровольное затворничество.

— Голоден?

— Да не особо, — снова соврал я.

— Помнишь тот день, как раз перед тем, как всё началось, когда я пришёл к тебе на обед?

Я смотрел на тот берег, на голые деревья, перебирая в голове воспоминания последних месяцев. Нью-Йорк казался каким-то фильмом, вымышленным городом, существовавшим лишь в моём воображении. Реальный мир был здесь, мир боли и голода, страха и сомнений.

— Я тогда спал вместе с Люком?

— Ага.

— А ты принёс картошку-фри и фуа-гра?

— Точно.

Мы молча вспоминали блестящие ломтики жирной печени, заново переживали её вкус.

Я сжал челюсти и ощутил боль в зубах. Я открыл рот и тронул зубы пальцем. Они качались, а на пальце, когда я его вытащил, была кровь.

— Знаешь что?

— Что?

— По-моему, у меня цинга.

Чак усмехнулся.

— И у меня. Не хотел никому говорить. Наступит весна, глядишь, найдём каких-нибудь фруктов.

— У тебя на любой случай есть план?

— Ага.

В разговоре снова возникла пауза.

— У меня, похоже, паразиты, — со вздохом сказал Чак. Паразиты: длинные безглазые извивающиеся черви, живущие внутри нас. Меня пробрала дрожь.