Взаимодействие с Василием Трофимовичем показало — можно было работать, оставив только этот «инкассаторский» риск. Можно было не бояться того, что фирма-одноневка сбежит с деньгами, то есть можно было исключить эту опасность. А тут опять пришлось посылать большие деньги неизвестно куда, рассчитывая только на честный взгляд девушки, поставившей печати в договорах. Эта опасность вернулась и воспринималась теперь, после Василия Трофимовича, не как нечто неизбежное, а как недоработка, как неоправданный риск, как собственная вина. Артур плохо спал две или три ночи, которые разделяли отсылку денег и получение. Ему снились кошмары, все происходящее вокруг связывалось только с одним: «Отдадут — не отдадут». Светлана спрашивала каждый раз: «Что с тобой, у тебя неприятности?» И не верила, когда Артур говорил, что у него все в порядке, но девушка других вопросов не задавала.

Артур был чрезвычайно занят. Постоянно требовалось большое количество документов. Договора между институтом и «Импульсом», акты, протоколы согласования цены, расшифровки статей расходов, письма о переносе сроков, отчеты и т. д. и т. п. Кроме того, почти то же самое он делал для «Импульса» и «фантика». Причем, тут никакая задержка не допускалась — сразу не подписал бумаги, и нету этого названия, теперь другое, и печать другая, и адрес другой. Надо было еще деньги получать и возить, и в банк ездить, и списки на зарплату проверять. Вдруг ошибется Оксана, переписывая фамилии незнакомых ей людей! Добавлял забот сложный график присутствия — отсутствия. Директор требовал, чтобы в день «черной» получки Артур на 5-й Магистральной улице не показывался. Инженеры не должны были знать, что малое предприятие — это Артур, они должны были видеть только Оксану, которая выдавала деньги по ведомости. И документы для «Импульса» директор не разрешил готовить в институте. В общем, днем Артур или сидел в институте, или носился по городу, а после обеда отправлялся в офис «Импульса» и просиживал там допоздна. Работа оставалась и на выходные.

Утром, если Артур был в институте, звонила Светлана, и они договаривались: через полчаса, или через час, на седьмом. Светлана и Артур встречались в укромном уголке на седьмом этаже или шли погулять вместе в обеденный перерыв, порознь пройдя проходную. Хотя можно было и не прятаться. Артура и Светлану не очень-то и знали в институте. «Это какой Калмыков? Парень из юрбюро, все время бегает к директору с бумажками. — А Маслакова, это — кто? — Конструктор, у Кучерова работает. — Они что, женатые? — Нет, холостые. — Ну, и что? Ничего такого, дело молодое…» Кроме коротких свиданий на работе, парочка, считай, и не виделась. Светлана вела себя сдержанно. Говорила при встрече: «Привет!», а когда чувствовала, что Артур торопится, говорила: «Ну, пока!» Артур скучал по ней, часто мысленно пересказывал Свете то, что с ним происходит, во всех подробностях, чего живой, реальной Светлане не мог рассказать. И думал Артур о Светлане часто и с нежностью. Хотелось ему что-нибудь сделать для Светланы, что-то купить, порадовать ее. Дать деньги Артур не решался, кто ее знает, как она отреагирует. Но продвигать отношения, показывать подругу друзьям, представлять как «свою девушку», знакомить с родителями Артур не стремился, а Светлана вела себя чрезвычайно скромно.

Потом настало лето, и хоть с квартирами стало посвободней. Родители Артура переехали на дачу и в Москве почти не появлялись. Родители Светланы тоже частенько ночевали «на огороде». В будние дни Артур ездил по жаркой Москве или корпел над бумагами, в выходные родители требовали его на дачу. На даче Артур, в основном, спал. Светлана в выходные была занята — родители без нее не справлялись со своим садом-огородом. Никакой личной жизни! Изредка удавалось вместе провести время, встретиться по-настоящему. Несколько раз купались в Канале. Один раз съездили в Суздаль. Просто так, без подготовки, сели в «Москвич» и поехали. Артур был свободен, а Света плюнула на свой огород.

Лето пролетало, отдохнуть толком не удалось.

В августе уже Светлана попросила Артура.

— Артур, а можешь на своей машине кое-что перевести с огорода в Катуар, у нас обычная оказия не сработала.

«Знакомство с родителями? — Артур как обычно сначала испугался, а потом взбодрился. — Ну что, и познакомимся!»

Светлана, как всегда, угадала, о чем думает парень и сказала.

— Я родителям сообщила, что у нас одному сотруднику отец машину подарил. Он хочет научиться водить и всех охотно возит. Годится такое объяснение? Тебе не обидно?

Светлана, как обычно, защитила Артура, заранее сообщила ему, что он будет представлен родителям не как мил-друг.

Сговорились на субботу в середине дня. Артур приехал, скромно поздоровался и представился. Его посадили обедать. Обошлись без спиртного: раз гостю нельзя, то и хозяева не стали. Хотя, как показалось Артуру, папаша был не дурак выпить.

Потом забили «Москвич» банками и мешками до крыши, пожалели, что нет багажника. «Был бы внешний багажник, «Москвич» бы лег на брюхо!», — подумал Артур.

Поехали к Светке домой, а родители ее остались в саду. Света и Артур ночевали в Катуаре.

— Тебе понравилось? — как обычно спросил Артур лежащую рядом, раскинувшись, Светлану.

Света недовольно шевельнулась.

— Конечно, понравилось. Только не в том смысле, не так, как ты спрашиваешь… Ты мне вообще нравишься… Мне все с тобой нравится, и это, и то. Я бы с тобой с удовольствием везде ходила под ручку, я бы тебе готовила, я бы дом наш убирала. Я люблю тебя!

«Ну, дает! — подумал Артур. — Что-то Светка сегодня разговорилась? Раньше больше помалкивала или спорила, а тут запричитала. Пора валить, а то захомутает. Посадит на картошку!»

— Ты не бойся, я на тебя не претендую. А то стоит мне к тебе руку протянуть, ты весь поджимаешься и хочешь удрать… «Руку протянуть» — это я в переносном смысле сказала. Нет, я не про то… Я раньше думала, что я Володю Кучерова люблю. Уж мы с тобой… встречались, а я думала, что его люблю по-настоящему, а ты — это уступка жизненным обстоятельствам. Он такой талантливый, он такой добрый, такой красивый. Но он — женатый, двое детей… И не важно, что я про его жену думаю. Я никогда бы не смогла к нему даже на шажок подойти. А сейчас я поняла, что любовь эта была ненастоящая, что Володя для меня был как фотография киноартиста.