— Давай сюда часы! Барахольщик! — приказал Будка.

— А ты-то кто? Тоже мне! Подумаешь! — Вовка снял маску. Это был тот самый долговязый хлопец, который двинул меня тогда по ноге.

— Ты давай, давай, а не болтай! — раздраженно повторил Будка.

— На! Очень они мне нужны… — Вовка вытащил из кармана часы.

У меня радостно забилось сердце. Наконец-то! До последней минуты я боялся, что случится что-нибудь и часов я не увижу.

Будка взял у Вовки часы и протянул мне (видно, он собственноручно хотел их отдать):

— Бери.

— Спасибо! — как-то само собой вырвалось у меня.

— Пожалуйста, — испытывая неловкость, буркнул Будка.

Я не положил часы в карман. Я не доверял больше карманам. Я зажал их в руке и решил не выпускать, пока не приду домой и не положу под подушку. Никакая сила не смогла бы теперь отобрать у меня часы.

Мы пошли назад той же дорогой. Снова возле крепостной стены по узенькой деревянной лестнице, почти в полной темноте, лишь едва разбавленной светом двух фонариков (только теперь один из них был Валькин — Будка свой разбил в колодце).

— Откуда ты знаешь, что часы не наши? — наконец спросил я.

— Мы все знаем… — таинственно сказал Будка.

— Да нет, серьезно.

— Да это ее брат, — он кивнул на Вальку, — сказал его брату, — он кивнул на Вовку, — вот и все. Они дружат.

— А-а…

— Слушай, Будка, — сказала вдруг Валька, — а чего ты полез вверх по колодцу? Ты же мог через нижний туннель выйти на склон.

— А! — махнул рукой Будка.

— Что «а»! Серьезно.

— А что, если бы они пошли не в ту сторону? И заблудились бы? Отвечай потом, так ведь? У них же ни фонарика, ничего.

— И пистолета не побоялся?

— А я бы кричал…

Ты смотри! Да этот Будка почти герой — лез нас спасать! Вот тут и разберись в людях. Вроде бы отрицательный тип, и вдруг… Нет, не так оно просто сказать, что человек — отрицательный тип.

— Слушайте, — сказала Валька, — а как же вы доберетесь домой? Трамваи-то уж не ходят.

— А что там добираться! — сказал Будка. — Спустятся к бульвару Дружбы, а там по автостраде — и до Печерского моста. Я их проведу… до клумбы… Чао!

— Чао! — сказал Вовка.

— Пока! — сказала Валька.

— Бывайте! — сказал Ява.

— Спокойной ночи! — сказал я.

Мы разошлись. Валька пошла в свой флигель (через черный ход). Вовка пошел в Лавру (он жил на территории Лавры). А мы с Будкой прошли через одну большую кирпичную арку, через другую, потом спустились по узкой, мощенной булыжником улочке. И все это молча, без единого слова. При Вовке и Вальке Будка был разговорчивым, а как остался с нами, замолк. Видно, он чувствовал себя очень неловко перед нами. Да и нам хотелось поскорей расстаться с ним. Когда мы дошли наконец до автострады, Будка сказал:

— Идите вот так прямо — выйдете как раз к Печерскому мосту!.. Чао! — и помахал нам рукой.

Страх не люблю, когда слово, сказанное тебе, ты не понимаешь. Эх, что б ему такое ответить? Раздумывать было некогда.

— Цоб! — сказал я.

— Цобе! — подхватил Ява.

Мне казалось, что горожанин Будка примет наш «цоб-цобе» за какое-то жаргонное словечко. И действительно, он самым серьезным образом помахал нам рукой и пошел назад. А мы поплелись по автостраде. Но если вы думаете, что на этом наши ночные приключения закончились, вы зря так думаете.

Мы подошли к дому под теткин балкон. Веревка наша была на месте. Дом спал, даже окна, где справляли новоселье, уже не светились.

Ява по своей привычке хотел было лезть первым. Но я решительно оттолкнул его: забыл, что ли? Я же сегодня предводительствую, вот еще! Дурень я, дурень… Если б я знал! Но я ничего не знал.

Я полез вверх. Дали все же себя знать силовые упражнения по вытягиванию Будки. Тяжело было лезть, ох как тяжело! Я и не думал, что так будет. Все мускулы мои ныли и болели. Руки сводило, плечи будто кто ножом резал, ноги все время теряли веревку, и я беспорядочно сучил ими, как распеленатый младенец. Каких-то три метра — и такая пытка! Хорошо хоть, что дом малогабаритный: высота потолков два семьдесят пять. Подлезая к балкону, я уже пыхтел, как насос. Еще, еще немного, и я схвачусь за железные прутья балконных перил. И вдруг надо мной раздался вопль: «Воры!» — и я увидел что-то белое в черном провале окна (то была комната, где спали дядя и тетя).

…Все произошло так молниеносно, что я не успел опомниться. На балконе возникла, как привидение, тетя в белой ночной рубашке. В руках у нее было что-то черное. Она перегнулась через перила и с восклицанием: «Так вот же тебе!» — опрокинула это черное прямо на меня. Что-то шлепнулось мне на голову и полилось в глаза, за уши, за шиворот, в штаны и до самых пяток. Я почувствовал на губах знакомый сладкий вкус и понял: тетя выплеснула на меня из кастрюли свой любимый вишневый компот, что стоял на балконе. Ошеломленный, едва держась за веревку, я отфыркивался и отплевывался, стряхивая с головы вишни.