Шрифт:
Сон Хи Сок была одной из правоверных. Фабричная работница, мать четверых детей, она являла собой образцовый пример северокорейской женщины. Будучи ярой сторонницей социализма, Хи Сок выкрикивала лозунги Ким Ир Сена без тени сомнения. Госпожа Сон, как она будет называть себя позднее (женщины Северной Кореи, выходя замуж, не меняют фамилию), с таким увлечением служила режиму, что ее легко было вообразить героиней какого-нибудь пропагандистского фильма. В юности она выглядела точно так, как и должна была выглядеть идеальная гражданка КНДР. Именно такой типаж предпочитали режиссеры киностудии Ким Чен Ира: Хи Сок была круглолицей и поэтому казалась сытой, даже когда голодала, а губки бантиком как будто бы улыбались, даже когда она грустила. Нос кнопкой и блестящие серьезные глаза довершали образ женщины простой и открытой, искренне преданной социалистическим идеалам. Такой она, собственно, и была на самом деле.
Даже много лет спустя, когда существующий строй себя окончательно дискредитировал, Сон Хи Сок оставалась непоколебимо преданной ему. «Служение Ким Ир Сену и Родине было смыслом моего существования. Я никогда и не думала, что можно жить иначе», — сказала она мне при первой встрече.
Госпожа Сон родилась 15 августа 1945 года. Выросла она в Чхонджине, неподалеку от железнодорожной станции, где ее отец работал механиком. Когда началась Корейская война, чхонджинский вокзал стал основной мишенью для бомбежек: руководимые американцами войска ООН пытались разрушить идущие вдоль побережья линии связи и тылового обеспечения. Корабль Вооруженных сил США «Миссури» и другие военные корабли курсировали в водах Японского моря и обстреливали прибрежные города, в том числе Чхонджин. Американские военные самолеты ревели над головой, пугая детей. Иногда бомбардировщики летали так низко, что госпожа Хи Сок могла видеть пилотов. Днем мать госпожи Сон уводила своих шестерых детей в горы, чтобы уберечь от обстрела. С наступлением темноты они возвращались и ночевали в убежище, вырытом их соседями неподалеку от дома. Хи Сок тряслась под тонким одеялом, прижимаясь к маме, к братьям и сестрам. Однажды мать оставила детей одних, чтобы узнать о судьбе отца. Накануне ночью город сильно бомбили, и завод, производивший детали для нужд железной дороги, был разрушен. Мать госпожи Сон вернулась в слезах, упала на колени и опустила голову на землю. «Ваш отец убит», — со стоном сказала она собравшимся вокруг нее детям.
Смерть отца превратила Хи Сок в «дочь героя, погибшего за освобождение Родины». Семья даже получила соответствующее удостоверение. Госпожа Сон стала ненавидеть Америку, что вполне вписывалось в идеологию КНДР. Проведя юность в хаосе войны, она восторженно приняла порядок, диктуемый Трудовой партией. К тому же Хи Сок была достаточно бедна для того, чтобы считаться представителем угнетенного класса, который якобы представлял Ким Ир Сен. Девушку со столь безупречными анкетными данными, конечно же, ожидало удачное замужество. С будущим супругом ее познакомил один партийный работник. Чан По, жених, тоже был партийным: Хи Сок и помыслить не могла о том, чтобы выйти замуж не за коммуниста. Отец молодого человека прошел войну, прекрасно зарекомендовав себя в северокорейской разведке, а младший брат уже поступил на работу в Министерство государственной безопасности. Сам Чан По закончил Университет имени Ким Ир Сена и собирался делать карьеру в журналистике. Эта профессия была в КНДР очень престижной, так как пресса считалась рупором режима. «Тот, кто пишет в соответствии с линией партии, — герой», — утверждал Ким Чен Ир.
Чан По был крепкий парень, очень высокий для северокорейцев своего поколения. Госпожа Сон ростом едва достигала полутора метров и могла примоститься под его рукой, как маленькая птичка. Они хорошо подходили друг другу. Эта красивая политически благонадежная пара могла получить разрешение на проживание в Пхеньяне. (Столица была единственным городом, куда допускались иностранцы, поэтому государство старалось, чтобы пхеньянцы производили хорошее впечатление своим внешним видом и идеологической подкованностью.) Однако было решено, что молодая чета должна пополнить ряды партийного актива в Чхонджине, и они, воспользовавшись определенными привилегиями, поселились в лучшем районе города.
Несмотря на принятый в КНДР уравнительный принцип, жилплощадь распределялась в соответствии с классовым происхождением. Районы похуже располагались на юге, вблизи угольных и каолиновых шахт: там рабочий люд ютился в беленых приземистых домах-«гармошках». На севере все выглядело куда приличнее. Начиная с Нанама, стоящего на крупной магистрали, здания становятся выше: некоторые имеют до 18 этажей — последнее слово техники в то время, когда они строились. Архитекторы предусмотрели даже шахты для лифтов, хотя сами лифты так и не заработали. Многие проекты создавались в ГДР, а затем приспосабливались к корейским условиям. Для принятого в Корее подпольного отопления сделали дополнительный зазор между этажами, квартиры оборудовали громкоговорителями, оповещавшими жильцов о местных новостях.
Чхонджин — куда менее современный город, чем Пхеньян, но и в нем чувствуется дух власти. В столице провинции Северный Хамгён располагаются крупные государственные и партийные учреждения. Административный центр построен по строгому плану. Здесь есть университет, металлургический, горный, сельскохозяйственный и медицинский институты, институт искусств, институт иностранных языков, три педагогических колледжа, десяток театров и музей революционной истории, посвященный жизни Ким Ир Сена. Напротив восточного порта — предназначенная для иностранцев гостиница «Чонмасан», а неподалеку — российское консульство. Улицы и центральные площади задуманы в типичном для Москвы и других социалистических городов помпезно-величественном стиле, подчеркивающем ничтожность индивидуума в сравнении с мощью режима.
Главная транспортная магистраль, проходящая через весь город и известная просто как шоссе № 1, по ширине вместила бы шесть рядов автотранспорта, если бы в Чхонджине было столько машин. По обе стороны дороги через равные промежутки, как караульные на посту, стоят огромные платаны и акации; нижняя часть стволов окрашена белым. Говорят, белая краска защищает деревья от насекомых и от низких температур, а также указывает на то, что деревья являются собственностью государства и не подлежат вырубке на дрова. Бордюры тоже побелены. Между деревьями расставлены щиты с обычными для КНДР пропагандистскими надписями, а за ними — устремленные ввысь уличные фонари, которые почти никогда не зажигаются. Своей шириной тротуары могут поспорить с Елисейскими Полями: они замышлялись как большой бульвар, но многие пешеходы предпочитают идти прямо по дороге, поскольку движение крайне неоживленное.
Светофоров нет. Вместо них одетые в форму регулировщики роботоподобными гимнастическими жестами направляют движение немногочисленных автомобилей. Дорога упирается в величественное здание главного театра провинции Северный Хамгён, увенчанное четырехметровым портретом Ким Ир Сена. За театром город резко заканчивается ограничивающей его с северо-востока горой Нака. Ее склон усеян могилами, и, хотя большинство деревьев срублено на дрова, здесь по-прежнему довольно живописно. Вообще центр Чхонджина даже в наши дни производит приятное первое впечатление. При ближайшем рассмотрении начинаешь замечать, что от зданий отваливаются куски бетона, уличные фонари покосились, трамвайные вагоны изукрашены вмятинами. Но немногочисленных туристов провозят по Чхонджину очень быстро, и ничего этого они не успевают заметить.