Она кивком указала на мужчину, который стоял немного позади, переминаясь с ноги на ногу и глядя куда-то в сторону. Ок Хи покоробило при мысли о том, что эти двое будут заниматься сексом у нее дома, однако она сразу же почуяла выгоду и решила не упускать своего. Муж был на работе. Дети в школе. Проститутка заплатила ей 50 бонов за час. После этого она стала приходить к Ок Хи регулярно, и не только платила за комнату, но и приносила детям сладости.

Конечно, такой заработок был противозаконным — впрочем, как и многое, что делали люди в те дни. Оказание любых услуг за вознаграждение (будь то секс или починка велосипеда) являлось преступлением с точки зрения государства. Но это уже никого не волновало. Каждый крутился, как мог, чтобы выжить.

Основная деловая активность кипела на старых сельскохозяйственных рынках. Еще в пору расцвета коммунистического строя Ким Ир Сен скрепя сердце разрешил их работу, хотя и с ограничениями: там могли продаваться только продукты, которые люди самостоятельно производили на своих крошечных приусадебных участках. Когда дети госпожи Сон были еще маленькими, она иногда ходила на открытую рыночную площадку рядом с домом. Если хватало денег, Хи Сок покупала яйца, чтобы приготовить из них вкусный и питательный завтрак. В зависимости от сезона она могла принести с рынка красный перец, сушеный на солнце, вяленую рыбу или капусту. Помимо продуктов люди часто продавали поношенную одежду, обувь, старую посуду, но товаров, только что сошедших с конвейера, на рынке не было — ими торговали исключительно государственные магазины.

Странно, но на протяжении 1990-х, когда голод сжимал Чхонджин мертвой хваткой, на развалах стало появляться все больше продуктов. Продавцы предлагали капусту, редьку, салат, помидоры, зеленый лук, картошку. Овощи привозили с нелегальных огородов, устроенных в горах. Крестьяне быстро поняли, что ключ к выживанию — возделывание собственных участков на склонах, даже на тех, которые раньше считались чересчур крутыми и потому непригодными для земледелия. Эти частные наделы радовали глаз: овощи сидели на грядках ровно, словно ряды клавиш печатной машинки, бобы и тыквы обвивали аккуратные столбики и решетки, в то время как на коллективных полях царило полное запустение.

Неожиданно на рыночных прилавках появился белый рис — много риса, в больших 40-килограммовых мешках, на которых красовались латинские буквы (USA, WFP, EU) [9] , скрещенные оливковые ветви эмблемы ООН, а также американские флаги, знакомые каждому корейцу по пропагандистским плакатам, где они обязательно изображались запятнанными кровью или пронзенными штыками.

Откуда появился рис в мешках с государственной символикой заклятого врага Северной Кореи? Кто-то сказал госпоже Сон, что армия КНДР захватила партию продовольствия у американских солдат. А однажды Хи Сок увидела движущуюся со стороны порта колонну грузовиков, груженных точно такими же мешками. На машинах были гражданские номера, но госпожа Сон поняла, что принадлежат они военным, ведь достать бензина никто, кроме них, не мог. Грузовики везли гуманитарную помощь, которую армейские чины продавали на рынках, обеспечивая себе доход.

Откуда бы ни взялся этот белый рис, жителям Чхонджина было очень радостно видеть его на прилавках, поскольку в центрах распределения продовольствия он не появлялся уже многие годы.

Каждый раз, приходя на рынок, госпожа Сон замечала там что-нибудь, что поражало ее воображение. Персики. Виноград. Бананы. Она уже даже не помнила, когда в последний раз до этого видела бананы… Может быть, лет двадцать назад: тогда Чан По принес домой несколько штук, чтобы побаловать детей. А однажды Хи Сок увидала апельсины, настоящие апельсины! Она никогда в жизни их не пробовала и знала, как они выглядят, только по картинкам. В другой раз ей попался на глаза пестрый желтовато-коричневый фрукт с торчащим на макушке пучком зеленых шипов.

— А это что такое? — спросила она у подруги.

— Ананас, — ответила та.

На рынках впервые стали торговать предметами домашнего обихода по таким низким ценам, что даже северные корейцы могли позволить себе их покупать. В результате экономической реформы 1970–1980-х годов, которую провел в КНР Дэн Сяопин, через корейскую границу постепенно стали просачиваться китайские товары: бумага, карандаши и ручки, ароматные шампуни, расчески, маникюрные ножницы, бритвенные лезвия, батарейки, зажигалки, зонтики, игрушечные машинки, носки. В самой КНДР уже так давно ничего не производили, что обычные вещи воспринимались как нечто удивительное.

Импортная одежда тоже произвела фурор. Из другого мира в жизнь северокорейцев вторглись непривычные цвета: розовый, желтый, оранжевый, бирюзовый. Краски были сочными, как тропические фрукты на прилавках, а ткани гораздо мягче, чем любая материя, производившаяся в КНДР. Иногда на рынке встречалась одежда более высокого качества со споротыми ярлыками. Продавцы шепотом сообщали: вещи привезены из «деревни, что внизу». Этим эвфемизмом обозначалась Южная Корея. Одежда, произведенная во вражеских странах, стоила дороже.

С каждым приходом рынок казался госпоже Сон все больше и больше. Прошли те времена, когда здесь торговали одни только пожилые женщины, сидящие на корточках перед расстеленными в грязи кусками брезента. Теперь сотни людей с деревянными коробами и тележками предлагали разнообразные товары. Они приносили с собой столики и устанавливали над ними навесы и зонты, защищаясь от солнечных лучей.

Центр чхонджинской торговли располагался на пустыре в промышленной зоне у реки Сунам, которая текла через центр города к порту. Одноименный рынок, возникший позади печальных развалин фабрики искусственного волокна, со временем стал одним из крупнейших во всей Северной Корее. Устроен он был так же, как все азиатские рынки: несколько рядов отводилось под продукты, остальное — под скобяные товары, горшки и кастрюли, косметику, обувь и одежду. Ким Чен Ир узаконил рынки с большим запозданием — только в 2002 году. Однако власти Чхонджина гораздо раньше признали их существование и начали вводить меры регулирования. С торговцев взималась арендная плата в размере 70 бонов в день, что примерно соответствовало цене килограмма риса. Те, кто не мог позволить себе платить за место, устраивались со своими товарами за воротами, и таким образом рынок продолжал расширяться, сползая на отлогие речные берега. Кулинарный бизнес госпожи Сон не достиг того уровня, который позволил бы ей обзавестись собственной палаткой на территории рынка. Она не хотела платить за аренду. Тем не менее Хи Сок вошла в сообщество торговцев, которые обосновались по краям рынка в Сонпьоне — в районе к западу от порта, куда она переехала, когда накопила немного денег.