Шрифт:
Летом того же, 62-го, года, в августе, Штейнберги позвали нас погостить к себе в Гаджинку. И мы с Любой впервые в жизни полетели на Кавказ.
В густой зелени садов – черепичные, железные, обитые жестью крыши Гаджинки. Ранним утром по главной улице, по Советской, едет на велосипеде Круглов. За ним увязывается собака, с лаем выскочившая откуда-то из-под забора. А он знай себе катит, загорелый, в шортах и распахнутой на груди тенниске, в соломенной шляпе. Сворачивает с главной улицы на боковую, немощеную. У калитки одного из домов слезает с седла, входит во двор, ведя велосипед «под уздцы».
– Эй, люди! – взывает Круглов, приближаясь к веранде. – Просыпайтесь! Хватит спать.
Вера Никандровна выглядывает из окна кухни:
– Никто не спит. Не кричи, пожалуйста.
На веранду выходит Люба Куликовская в цветастом сарафане.
– Юрик, – говорит она, поправляя очки, – пока ты ездил на бахчу, мы с Верой соорудили пирог. Ну, что ты привез?
– Понятно, понятно: раз Штейнберг приезжает, подавай ему яблочный пирог. – Круглов отвязывает от велосипедного багажника туго набитые сумки. – Вот, посмотри.
– Какая тыква! Какие арбузы! – Люба восторженно всплескивает руками. – Какая роскошь!
– А виноград? – Круглов поднимает крупную гроздь. – Хоть сейчас пиши натюрморт в стиле этого… как его… ну, все равно.
Люба принимается разгружать сумки, а Круглов идет на хозяйскую половину двора. Там, в саду, среди груш и яблонь, хлопочет у дымящего очага пожилая женщина в черном, в низко повязанном над бровями платке.
– Марьям-ханум, – обращается к ней Круглов, – доброе утро. Юсуф просит прислать ему свежий чурек.
– Каждый день хочет свежая чурек, – ворчит женщина. – Только свежая чурек любит. И футбол. Хорошо. Я пекла чурек. Шамиль! – зовет она. И велит выскочившему из дома черноглазому подростку: – Идти бахча, нести дедушка чурек.
– Прадедушке, – улыбается Круглов.
– Дедушка, пардедушка – одна и та же, – говорит женщина.
Круглов возвращается к той половине дома, которую снимают Штейнберги. И тут с веранды сбегает Галя, их семилетняя дочка. Она вертится возле Круглова.
– Дядя Юра, ты же обещал! Ну дядя Юра!
– Галочка, я помню. Только давай попозже.
– Ну дядя Юра, – теребит его Галя. – Нехорошо же!
– Галя, – выглядывает из окна кухни Вера Никандровна, – оставь дядю Юру в покое.
– Не оставлю! Дядя Юра обещал научить меня ездить на велосипеде!
– Ладно! – сдается Круглов. – Где твой велосипед? Давай сюда.
Слышно, как Вера Никандровна в кухне говорит Любе:
– Стала совершенно дикой. Носится по улице, дерется с хозяйскими внуками…
– С правнуками! – кричит Галя, залезая на седло велосипеда. – Ну, поехали!
Она энергично крутит педали, Круглов бежит рядом, придерживая велосипед, кренящийся то влево, то вправо.
– Тихо, тихо, Галочка… Куда ты прямо на дерево? Руль поворачивай!
Нелегко приходится Круглову.
– Эй, расступитесь, деревья! – резвится девочка, крутя педалями и беспрерывно звоня. – Мы едем, едем, едем в далекие края!
Она направляется к калитке, и Круглов, бегущий рядом, распахивает ее, оба они вылетают на улицу… Взвизгнув тормозами, резко останавливается подъехавший к дому газик. Из него выскакивает Штейнберг и обрушивается на испуганную Галочку, на ошеломленного Круглова:
– Сволочи! Прямо под колеса! С ума посходили?
Несколько позже Круглов и Штейнберг после завтрака сидят, покуривают, благодушествуют на скамейке под яблоней.
– Все-таки ты мог бы встретить нас, – говорит Круглов. – А то пригласил в гости, а сам – в горы.
– Понимаешь, не мог, – отвечает Штейнберг. – На Донгуз-Оруне потерпела бедствие группа московских альпинистов. Ну и нас срочно подняли под утро, и мы помчались… Работа такая.
– Да, выбрал ты себе… В рогачевском отделе была жизнь поспокойней.
– Лучше сказать: безопасней. Но спокойней мне как раз здесь, в горах. Мы вначале поселились в Теберде. Потом перебрались сюда, в Гаджинку. Нравится тебе Гаджинка?
– Нравится.
– Лучшее место на свете. Отсюда рукой подать до перевалов. Хочешь – на Наур, хочешь – на Клухор, на Донгуз-Орун. Теберда недалеко.
– Да. Красивые места.
– Хочется, Юра, купить тут дом. Человеку нужен свой дом. Но это очень трудно. Продают дома редко и дорого. Получить участок для застройки – еще трудней.