Но такой иммунитет возник не у всех. Многие ученые, участники работы над бомбой, стали пожизненными и активными противниками ядерного оружия, как, например, Лео Силард, сменивший сферу деятельности с физики на биологию и основавший Совет по пригодному для жизни миру; Альберт Эйнштейн, в 1946 году возглавивший Чрезвычайный комитет ученых-атомщиков; Джозеф Ротблат, неустанно боровшийся за запрещение ядерного оружия до самой своей смерти в возрасте 96 лет и в 1995 году получивший Нобелевскую премию мира.

Даже английский премьер-министр У. Черчилль признал трудность оправдания атомных бомбардировок. Черчилль посетил Трумэна в конце его президентского срока. Трумэн организовал небольшой ужин, куда пригласил Роберта Ловетта, Омара Брэдли, Гарримана и Ачесона. Маргарет, дочь Трумэна, так описала происходившее: «Все находились в радостном возбуждении, особенно папа. Неожиданно господин Черчилль повернулся к нему и сказал: “Господин президент, я надеюсь, что вы уже подготовили ответ на тот час, когда мы с вами предстанем перед святым Петром, и он скажет: я так понимаю, именно вы двое ответственны за применение тех атомных бомб. Что скажете в свое оправдание?”»160 Однако атомные бомбардировки – не единственный поступок, за который Черчиллю и Трумэну придется держать ответ, ведь именно США и Англия повинны в противостоянии с СССР.

Человек, приложивший максимум усилий для прекращения этого противостояния, Генри Уоллес, в значительной степени потерян для истории. Мало кто помнит, как близок был Уоллес к выдвижению своей кандидатуры на пост вице-президента той душной чикагской ночью в июле 1944-го. Какой бы стала эта страна, если бы Уоллес, а не Трумэн пришел на смену Рузвельту в апреле 1945 года? Были бы тогда взорваны атомные бомбы? Избежали бы мы гонки ядерных вооружений и холодной войны? Получили бы мы широкие гражданские права и права женщин в послевоенные годы? Пришел бы конец колониализму на несколько десятилетий раньше, а плоды науки и техники распространились бы по миру более справедливо? Увы, узнать это нам не дано.

«Весьма вероятно, что через сто лет люди сочтут холодную войну столь же странной и непостижимой, какой мы сегодня считаем Тридцатилетнюю войну – страшную войну, которая опустошила большую часть Европы в не таком уж далеком прошлом. Оглядываясь на ХХ столетие, – мудро замечает Артур Шлезингер-младший, – наши потомки, скорее всего, поразятся несоответствию между причинами холодной войны (их можно счесть совершенно тривиальными) и последствиями, способными привести к концу всю историю человечества»1. Неужели холодную войну нельзя было вести иначе – без того, чтобы США и СССР грозили друг другу ядерным оружием, способным уничтожить обе страны, а заодно стереть с лица земли все остальное человечество? Можно ли было вообще избежать холодной войны? Были ли тогда государственные деятели, предлагавшие кардинально иное видение послевоенного мира, основанного на мирном и дружеском соревновании, которое способствовало бы прогрессу человечества?

В начале холодной войны столкнулись между собой два в корне различных представления о роли США в мире: представление Генри Люса, который видел ХХ век «Американским веком», и утопия Генри Уоллеса – «Век простого человека». Разница в ценностях колоссальна.

2 сентября 1945 года официально закончилась Вторая мировая война. В разных уголках Земли американцы ликовали, однако над их страной повисла гнетущая атмосфера: в руинах Хиросимы и Нагасаки, спаленных атомным пламенем, жителям США виделось собственное будущее. 12 августа тележурналист компании CBS Эдвард Р. Мэрроу заметил: «Редко (если вообще такое бывало) окончание войны вызывало у победителей такое чувство неуверенности и страха, а также понимания того, что будущее неясно, а выживание не гарантировано». Обсуждения в широких слоях населения изобиловали апокалиптическими предчувствиями: на американцев напал страх, который историк Пол Бойер назвал «первобытным страхом вымирания»2. Газета St. Louis Post-Dispatch сокрушалась, что наука, возможно, «подписала свидетельство о смерти мира млекопитающих». Джон Кемпбелл, редактор журнала фантастики Astounding Science Fiction, отметив, что он вот уже 15 лет наблюдает за развитием науки, признался: «Честно говоря, я боюсь». И добавил: новое оружие – не просто очередная бомба, а «сила, способная уничтожить род людской»3. New York Times сожалела, что люди теперь могут «взорвать самих себя и, возможно, превратить всю планету в облако дрейфующей в космосе пыли»4. Washington Post с грустью замечала, что ожидаемая продолжительность существования человека как биологического вида «за каких-то две недели неслыханно сократилась»5.

Закончившаяся война оставила большую часть Европы и Азии в развалинах. В ней погибло ни много ни мало 70 миллионов человек. Количество погибших среди мирного населения превысило военные потери более чем в 1,5 раза. Потери СССР были беспрецедентными, поскольку отступающие немецкие войска уничтожали все на своем пути. Президент Джон Ф. Кеннеди позже отмечал: «Никакое другое государство в истории войн не несло таких потерь, какие понес Советский Союз в ходе Второй мировой войны. В СССР война унесла по меньшей мере 20 миллионов жизней. Были сожжены или разграблены бесчисленные миллионы домов и крестьянских хозяйств. В пустыню превратилась треть всей территории СССР, включая почти две трети его промышленной базы, – ущерб, соизмеримый с разрушением территории нашей страны к востоку от Чикаго»6.

Избежать колоссальных разрушений удалось только США. Американская экономика переживала бурный подъем. ВНП и объем экспорта более чем вдвое превысили довоенный уровень. Промышленное производство взлетело, каждый год увеличиваясь на рекордные 15 %. Соединенным Штатам принадлежало две трети мирового запаса золота и три четверти инвестиций во всем мире. США производили 50 % мирового объема товаров и услуг – неслыханные цифры! Однако бизнесмены и специалисты по планированию опасались, что прекращение ассигнований на войну предвещает возврат к довоенной депрессии в экономике. Особенно их тревожили последствия возможного решения стран Европы закрыть свои рынки для американской торговли и инвестиций.

Пока у руля страны стоял Франклин Рузвельт, США ловко лавировали между Англией и СССР. Большинство американцев недобро косились на британский империализм и не поддерживали репрессивную политику англичан в Греции, Индии и других странах. Многие не доверяли и социализму советского типа и осуждали деспотичное обращение Советского Союза с Восточной Европой. После войны США использовали кредит в размере 3,75 миллиарда долларов как отмычку для взлома Британской империи, и американский капитал и товары получили равный доступ на ее территории. США простили Англии долги по ленд-лизу, но разочаровали Советский Союз, не предложив подобную помощь ему, хотя и поманили его перспективой крупного кредита еще в период войны. Гарри Трумэн, к сожалению, не проявил ловкости Рузвельта в проведении независимого курса, а постепенно все больше прибивался к британскому берегу, игнорируя тревоги СССР в связи с достигшей максимума мощью США и относительной слабостью Советов.