Умолкли волынки, дудки и арфы, праздничные яства были съедены, веселье угасло, и гости покинули дом.

Катарина утомилась больше, чем ожидала. Она устала от обилия чужих лиц, гула голосов и долгой церемонии венчания.

Когда они вошли в церковь, на нее повеяло застарелым запахом воска и ароматических курений. Это напомнило Катарине ее первое посещение храма в монастыре. Тогда для нее началась новая жизнь. И сейчас будет так же.

Ее раздражали блеск золота и серебра, сияние великого множества свечей – все это казалось ненастоящим. Настоящее притаилось в памяти, точно в загадочной темной пещере.

Они с Эрнаном слишком долго стояли на коленях на холодном каменном полу: в конце концов у Катарины нестерпимо заныли ноги и спина. Все кружилось и мелькало перед усталыми глазами, между тем свадебный пир, вручение подарков, песни, игры и речи гостей были еще впереди.

Все эти ван Монфоорты, ван Кулены, Брюнты и Симонсы, Рекалфы и Хаалы… Красное лицо отца, его громкий голос; крепко сжатые губы и холодный взгляд Эльзы. Хенрик и Инге, ее маленькие сводные брат и сестра, с горящими от любопытства глазенками. Сбившиеся с ног служанки… Когда пир закончился, незнакомые женщины взяли девушку под руки и отвели наверх, в спальню.

Катарина сидела на постели в нарядной, вышитой золотом сорочке, неподвижная и прямая. Ее щеки горели, но руки были холодны, и по спине пробегала ледяная дрожь. Она смотрела вниз, на кончики своих босых ступней и ждала, что скажет Эрнан.

Он ничего не сказал. Он торопливо раздевался – Катарина слышала шуршание одежды, стук падающих на пол пояса и башмаков.

Его обнаженная грудь была горячей, и руки тоже были горячими и удивительно сильными. Поцелуи – не целомудренными, как в церкви, а настойчивыми и жадными, как у Рамона в их последнюю ночь.

Рамон Монкада. Заблудший священник, сваливший на нее вину за свое отступничество. Почему? Только потому, что она женщина?!

Внезапно Катарина отпрянула и забилась в угол кровати.

– Лучше бы я осталась в монастыре! – сдавленно прошептала она.

– Ты не создана для жизни в монастыре, Кэти, ты создана для замужества, для любви! Не волнуйся, все будет хорошо! Через это проходят все женщины! – произнес Эрнан, пожирая ее глазами и протягивая к ней жадные руки.

Мелкая дрожь пробежала по телу Катарины, когда она очутилась в его объятиях. Девушка задавала себе вопрос: почему она так мало думала о том, что придется пройти через этот кошмар?!

Он был умелым, опытным, уверенным в себе любовником, и, если бы Катарина сумела забыть то, что было невозможно забыть, она смогла бы отдаться прекрасной, блаженной и дикой страсти, особенно если представить, что это не Эрнан, а Рамон.

По наивности Катарина надеялась, что муж ничего не заметит. Но он заметил. Вскоре она почувствовала, что его прикосновения и движения сделались жесткими, почти грубыми. Потом он резко отстранился и сел на постели.

У Эрнана был острый, отчужденный, холодный взгляд; Катарине казалось, что сейчас он ее ударит.

Он вскочил, набросил камзол и принялся ходить из угла в угол. Потом порывисто произнес:

– Катарина! Я вынужден потребовать объяснений!

Она молчала.

– Я был уверен в твоей непорочности! Кто и когда тебя обесчестил?

Она с трудом разомкнула непослушные губы:

– Мне не нравится это слово.

Он выглядел расстроенным, разочарованным, нервным.

– Надеюсь, ты не станешь отрицать, что была с мужчиной еще до нашей свадьбы!

– Не стану.

– Кто это был?

– Этого я не скажу.

– Тебе известно, что я могу выгнать тебя вон сию же секунду! – не помня себя, вскричал он.

И застыл, когда она твердо и четко произнесла:

– Не выгонишь.

Эрнан с силой провел по лицу, словно стирая нечто невидимое.

– Верно. Не выгоню. Нас обвенчали, и мы дали друг другу клятву, – сказал он и сурово добавил: – Ты должна признаться, где и когда это случилось.

Катарина устало пожала плечами.

– Что это изменит?

– Многое. Быть может, тебя принудили? – осторожно произнес Эрнан.

Катарина поняла, что он не успокоится, пока не получит более-менее определенный ответ.

– Да, – сказала она, – это случилось, когда я сбежала из монастыря. В город хлынула вода, она поднялась высоко, и я ночевала в чужом доме вместе с какими-то людьми. Я не видела лица этого человека, потому что было темно.

– Почему ты не позвала на помощь?

– Он схватил меня, когда я спала, и зажал мне рот рукой. Он был очень сильный, и я не могла сопротивляться.

Она говорила устало и, пожалуй, слишком спокойно, но Эрнан знал, что это может быть правдой. Он прекрасно помнил, что Катарина была не в себе, когда внезапно вернулась домой, что она долго сидела взаперти и не желала никого видеть. В таком случае она, пожалуй, не виновата. И все-таки он не мог избавиться от ревности, разочарования и чувства оскорбленной мужской гордости.