– Во всяком случае я бы сумела ее понять.

Они замолчали, продолжая сосредоточенно работать иглами. Катарина ничего не знала не только об Инес, но и об Эрнане, а главное – о Рамоне. Вскоре после ухода Эрнана она наведалась в монастырь, и там ей весьма неохотно сообщили, что аббата нет и обитель «овдовела». Обычно так говорили, когда настоятель умирал и аббатство на какое-то время оставалось без руководства. Но Рамон не мог умереть, она не верила в это. В конце концов Катарина добилась того, что монахи произнесли загадочную фразу: «Он не умер, но его нет». Других объяснений не последовало, а вскоре в обители появился другой настоятель, который попросту не пожелал разговаривать с женщиной. Катарина писала письма местному епископу, главам ордена Святого Бенедикта в Мадриде, даже сеньоре Хинесе – и в ответ не получила ни строчки! На свой страх и риск она обратилась в инквизицию и получила вежливую отповедь, сопровождавшуюся замечанием, что «разумные женщины не появляются в таких местах, а сидят дома при муже».

Все эти годы она жила, измученная надеждами и тревогами, и воспитывала дочерей. Поначалу в семье было много разговоров и споров. Пауль возмущался тем, что Эрнан оставил семью, но женщины так и не решились открыть ему правду. Он долго переживал, оттого что потерял верного человека, но после утешился, поскольку у него появился новый толковый помощник, его собственный повзрослевший сын. Пауль вновь был доволен и спокоен.

– Потому что слеп, – заметила Эльза.

С точки зрения Катарины, отец обладал редким сочетанием чудесных качеств – он был прост и великодушен, чего близкие не ценили, но без зазрения совести пользовались плодами его трудов.

– Я знаю, как зарабатывать деньги, а уж тратить – это по вашей части, – не уставал повторять он.

Пауль одинаково любил и Лусию, и Исабель, хотя при этом жалел, что Катарина не произвела на свет сына. Но и тут ему повезло: год назад Инге, его дочь от Эльзы, вышла замуж и недавно родила мальчика.

– Жизнь продолжается! – говорил Пауль, редко терявший присутствие духа.

Он давно забыл Эрнана, а тем более – аббата Монкада.

Через пару лет после того как Катарина осталась одна, на нее буквально посыпались предложения руки и сердца. Но она так и не вышла замуж.

Она была хороша и сейчас, когда ей исполнилось тридцать два. Все те же густые светлые волосы, нежная, будто фарфоровая, кожа, исполненные строгого изящества черты.

Послышались шаги, возбужденные голоса и приглушенный смех – Исабель и Лусия вернулись с прогулки. Катарина с улыбкой поднялась им навстречу.

На Исабель было вишневое платье, на Лусии – розовое, по-разному оттенявшие их красоту. Иногда Катарине казалось, что ее дочери похожи на разноцветные бумажные фонарики, легкие и воздушные, какими в праздник украшают деревья в саду. Она не сомневалась в том, что через два-три года дом заполнят толпы поклонников.

Старшая, пятнадцатилетняя Исабель, напоминала бриллиант, ярко вспыхивающий в ослепительном солнечном свете. С особым, очень красивым разрезом глаз, временами нежной, а иногда обольстительной и опасной улыбкой, роскошными волосами, она была приветлива, кокетлива, весела и мила. Исабель не унаследовала ни замкнутости, ни затаенной печали Рамона, она часто заливалась задорным смехом, любила шутить и болтать. Лусия, утонченная, не такая яркая, с нежным овалом лица, смуглой кожей и таинственной глубиной взгляда, покоряла окружающих невинной улыбкой и скромными жестами.

Иногда Катарине не верилось в то, что она мать этих прекрасных юных сеньорит. Теперь они были ее счастьем, ее главной заботой и надеждой.

– Мама, тебе письмо, – слегка запыхавшись, сообщила Исабель, после чего девушки с шумом и смехом побежали наверх.

Катарина с удивлением разглядывала незнакомую печать. Случалось, Пауль получал письма, но на этом было написано «Монкада», причем по-испански. Катарина развернула бумагу и сразу посмотрела на подпись. Что-то похожее на «Аларкон». Женщина заставляла дочерей изучать испанский и даже нанимала учителей. В результате и сама выучила кое-какие слова, но текст прочитать не могла.

– Смотри, Эльза, – с волнением произнесла она, – письмо написано по-испански незнакомым человеком. Судя по всему, оно прислано из Мадрида. Тебе не кажется, что в этом есть что-то странное?

Эльза встала и заглянула Катарине через плечо. Мачеха и падчерица давно стали подругами. Просиживая вдвоем в гостиной долгие зимние вечера, они научились поверять друг другу тайны и обретать в беседах понимание и поддержку.

– Нужно поскорее его прочитать, – сказала Эльза.

– Да. Я поднимусь к девочкам.

Катарина взлетела по лестнице как на крыльях. Ее щеки разрумянились, а в глазах застыло выражение безумной надежды.

Она объяснила дочерям, что ей нужно, и девушки стали отбирать друг у друга бумагу. Наконец Исабель решительно завладела письмом и с воодушевлением принялась читать. Иногда она шевелила губами и хмурила брови, с трудом разбирая витиеватый почерк. Лусия стояла за ее спиной и поминутно пыталась помочь, чем вызывала у Исабель вспышки раздражения. В конце концов, препираясь и споря, они прочитали письмо. Катарина терпеливо ждала.