Шрифт:
Сказав это, Арун вспомнил родную деревню, скудный урожай, который крестьяне были вынуждены почти даром отдавать скупщикам, непомерные налоги, лишившие население возможности покупать прежде всего соль [48] , что приводило к болезням и смерти.
Женщины внимательно и с волнением слушали о важных вещах, на их взгляд, до конца понятных только мужчинам, а потом Арун осторожно произнес:
– Ратна… Я узнал, где живет жена Амита со своими родителями и твоей дочерью.
48
Налог на соль был самым тяжелым, а цены на нее – непомерными. Это было вызвано монополией на продажу данного продукта со стороны Ост-Индской компании.
Девушка быстро вскинула голову – ее взгляд обжигал.
– Я хочу видеть Анилу!
– Мы можем попытаться сделать это, но незаметно, издалека. Не стоит врываться к ним в дом и требовать вернуть ребенка. Надо действовать по-другому. Подать в суд, и пусть он решает, кому принадлежит Анила.
– А если мне откажут?
– У нас все равно нет другого выхода. Амит – сипай, и, если ты выкрадешь девочку, в суд подаст он. Тогда против нас будут не только индийцы, но и англичане.
– Когда мы пойдем туда?
– Завтра вечером. Ты и я. Сона пусть останется дома.
Последняя согласно кивнула, хотя была вовсе не против пойти вместе с ними. Но она не считала возможным перечить мужу.
На следующий день Ратна выглядела куда более оживленной, чем обычно. Собираясь на работу, она надела яркое сари и красиво причесалась.
Потом они с Аруном вышли из дома и направились по освещенной солнцем улице. Они шли рядом, о чем-то разговаривая, и Сона услышала, как Ратна засмеялась. Молодая женщина не могла разобрать слов, и это ее задело.
Вернувшись в дом, Сона села и задумалась. Переступая порог, Арун и Ратна словно оставляли ее в другом мире. Они вели себя так, будто их что-то связывало, и общались совершенно запросто. Но они не были братом и сестрой, они назвались так для удобства, да еще для того, чтобы соблюсти приличия.
Подумав о приличиях, Сона испытала крайне неприятное чувство. Молодая женщина вспомнила рассказ Ратны о том, как та отдалась младшему сыну своего супруга. Такое поведение считалось неслыханно развратным – в этом Амит, без сомнения, был прав.
Соне казалось, что Арун чаще обращается не к ней, а к Ратне. А тем временем она, его супруга, подает на стол и убирает за ними, поскольку они оба вернулись с работы и, стало быть, устали.
Сона понимала, что ее муж хочет, чтобы они переняли английские порядки, и все же… где это видано, чтобы брахман-ка прислуживала шудре! Разумеется, низшие касты могут принимать пищу из рук высших, а никак не наоборот, но ни одна шудра не посмеет есть вместе с брахманами! Если у Ратны нет препятствий даже к этому, то она способна презреть и все остальное. Например, заигрывать с чужим мужем, тем более что сейчас у нее нет своего мужчины.
Когда вечером Арун и Ратна собрались уходить вдвоем, Сона сделала вид, что воспринимает это как должное, хотя на самом деле ее душу терзали обида и ревность.
Жилье родителей Кумари стояло в окружении деревьев амалташ, усыпанных ярко-красными цветами, напоминавшими алые языки или ожившие признания в любви. Дом был покрыт обычной тростниковой крышей, зато имел два этажа. Высокая ограда не позволяла заглянуть во двор и увидеть, что происходит внутри.
Арун предполагал, что обитателей дома предупредили о том, что к ним могут нагрянуть незваные гости, а потому не рискнул постучаться в калитку. Они с Ратной смогли увидеть Кумари только на третий вечер, когда женщина с корзинкой в руках вышла из дома и медленно двинулась по улице.
Ее длинные волосы были закручены на затылке изящным узлом, глаза слегка оттенены каджалом [49] , лоб украшен бинди [50] , на тонкой талии красовалась ажурная подвеска с ключами. Вечернее солнце весело переливалось в крохотных зеркалах, украшавших кайму ее сари. То была спокойная замужняя женщина, живущая в гармонии с миром и самой собой.
Ратну обуяла злоба. Руки этой незнакомки прикасались к ее дочери, этой женщине было суждено поймать первое слово Анилы, и не исключено, что этим словом стало заветное «мама»!
49
Сурьма.
50
Знак замужней женщины, цветная точка в центре лба.
Арун не успел ничего предпринять, как Ратна бросилась наперерез Кумари с криком:
– Отдай моего ребенка!
Та в испуге обернулась и едва не выронила корзинку. Она явно не понимала, что происходит. А Ратна продолжала извергать слова, которые, точно камни, летели прямо в лицо Кумари:
– Ты змея, крадущая яйца из чужого гнезда! У тебя черная кровь и гнилое сердце! В твоей душе только пепел!
Когда слова иссякли, обуреваемая гневом женщина с размаху ударила Кумари в грудь, причем настолько сильно, что та чуть не упала, и она продолжала бы бить, если б не под бежавший Арун. Ему пришлось буквально скрутить Ратну и удерживать, пока Кумари, спотыкаясь, бежала обратно к своему дому.