Шрифт:
– Не знаю… Я начинаю сомневаться… мне все это непонятно…
– Как?! – загремел опять воскресший Калиостро. – Вы бросаете мне в лицо обвинение в шарлатанстве? Мне? Вы с ума сошли, княгиня!
– Я… я умоляю вас, оставьте меня в покое… Мне не надо вашего эликсира, мне ничего не надо, сделайте только так, чтобы это осталось в тайне.
Несколько секунд царило молчание.
– А вы… вы привезли деньги? – нарушил его кудесник.
– Нет, нет! Я не пойду на это! С меня довольно и одного ужаса.
– Дело нельзя останавливать на полпути. Я настаиваю, чтобы вы завтра привезли ту сумму, которую я назначил.
– Ни за что! – истерично выкликнула «княгиня». – Вы – плут!
– А, вот как?!
В голосе «Калиостро» послышались гнев и затаенная угроза.
– Вы это сделаете, любезная княгиня, ибо вы в моих руках. Я вас попросил бы вспомнить о той пачке писем, которую вы передали мне и над которой я обещал произвести известные заклинания, дабы вернуть вам любовь вашего некогда пламенного друга сердца, вдруг охладевшего к вам.
– Я погибла! – простонала «княгиня». – Негодяй! Вы воспользовались моей глупостью… Я поверила вам, как святому отцу.
– Ха-ха-ха! – насмешливо расхохотался «Калиостро». – Но разве святых отцов просят быть пособниками в романтических похождениях-адюльтерах? Слушайте, бросьте всю эту комедию, и все пойдет отлично. Привезите завтра эти деньги, и вы получите от меня и эликсир, и пачку ваших писем, завороженных, ха-ха-ха, мною!
– Что мне делать?! Что мне делать?! – воскликнула «княгиня».
– Вам делать теперь больше нечего, теперь буду делать я! – загремел громовым голосом Путилин, выскакивая из аналоя.
Крик ужаса, смертельного страха огласил страшную комнату.
С перекошенным, побелевшим лицом отпрянул к стене и замер Калиостро девятнадцатого века.
Руки его были протянуты вперед, словно он хотел защититься от страшного привидения, от самого Сатаны.
– Что это?.. Кто это?.. – лепетал негодяй в фиолетовой сутане.
– Что это, спрашиваете вы, святой отец? Это последний акт маскарада, и не вчерашнего только, а того маскарада, который вы проделывали так долго. Кто я? Извольте, я вам скажу: я – Путилин.
Яростный вопль бешенства прокатился под черным потолком таинственной комнаты.
– Ни с места, «великий брат» – Кржинецкий! Эта штучка будет пострашнее ваших черепов и аналоев.
И великий сыщик направил на «мага» и «волшебника» револьвер.
– Ну-с, ведите теперь нас в ваш кабинет, господин Калиостро.
Послушно, покорно, как автомат, пошел впереди нас мошенник-масон.
Сзади него шел Путилин с револьвером в руке.
Когда мы вошли в кабинет его, Путилин указал на кресло.
– Ну-с, садитесь, брат Кржинецкий и давайте поговорим. Скажите, кроме графини С. и княгини Д., многих еще других пощипали вы «ad ma-jorem Dei gloriam» – «для вящей славы Бога»?
Взгляд смертельной ненависти был ответом на этот вопрос.
– Я советовал бы вам, почтенный святой отец, не играть со мной в молчанку. Я вам объясню, почему. Если вы чистосердечно покаетесь во всех ваших проделках и возвратите то, что награбили, то… по всей вероятности, я поверну дело так, что вас просто вышлют из Петербурга. В противном случае – берегитесь! Я вас упрячу туда, где не помогут вам все ваши Ордена и Братства. Прежде всего потрудитесь отдать бриллианты и письма княгини и деньги графа. Да ну живее, живее!..
Изрыгая проклятия, столь мало идущие к духовному одеянию, негодяй направился к вделанному в стене потайному шкафику.
Через полчаса мы везли «Калиостро» и его черного слугу. Агент X. остался до прибытия властей в «таинственном» доме.
Две воровки
На другой день в 11 часов дня мы входили в квартиру графа С.
Он встретил нас со своей обычной надменностью.
– Что нового, господин Путилин?
– Это ваши деньги, граф? – показывая ему четыре пачки кредитных билетов, сухо спросил Путилин.
Возглас удивления вырвался из груди аристократа:
– Как? Да неужели вы отыскали их? Да, да, это они, мои деньги. О, поистине, вы – звезда сыска, monsieur Путилин! Но где они отыскались? Кто же украл их?
– На эти вопросы позвольте мне не ответить вам… Могу я видеть графиню?
– Да вот она сама, – проговорил граф. – Представь, Lili, деньги нашлись!
На пороге зала стояла графиня бледнее полотна. Ее глаза, широко раскрытые, были в ужасе устремлены на великого сыщика.