– Нравится?
– Без особого интереса спросил пианист.

– Ещё бы.
– Тихо, боясь помешать течению мелодии, произнесла я.
– Никогда не слышала это произвидение.

– Это любимый этюд Эсми.

– Твой?
– Догадалась я, удостоившись короткого кивка.

– Так кто побеждает?
– весело спросил он.

– Прости братик, но тебе ещё учиться и учиться. Практика большое дело.
– Печально вздохнула я, а Эдвард негромко засмеялся.

Мелодия на секунду замерла и полилась вновь, на мой взгляд, ещё более прекрасная, медленная и убаюкивающая, казавшаяся чем-то смутно знакомые.

– А эта часть посвящается тебе.
– Чуть слышно прошептал Эдвард.

Мне вроде как уже посвящали пару-тройку баллад, но таких эмоций это никогда не вызывало. Я сначала хотела сказать спасибо, но по дороге решила, что это слово не отражает, того, что я чувствию, да и вообще не знаю, как выразить те эмоции, которые перехватили дыхание. Я только открыла и закрыла рот, боясь даже посмотреть на "вампира".

– Знаешь, ты им понравилась.
– Заговорщицким тоном прошептал Эдвард.
– Эсми особенно.

– Ты серьезно? По-моему я их как раз наоборот очень насторожила.

– Ну не без этого. Зачем ты намекала, что не человек?

– Думаешь, стоит это скрывать?

– Пока не знаю. Но так в лоб говорить не следовало.
– Прозвучало это достаточно укоризненно.

– Поздно боржомчик пить, когда легкие отваливаются.

– Что?

– Уже сказала и назад мои слова не вернёшь. Так что теперь переживать.

– Пожалуй ты права. В любом случаи они будут довольны, если доволен я. Эсми приняла бы тебя, даже окажись ты хромой и косоглазой.

Ага, заметила. Особенно её заинтересованность моим запахом. Да и "Надеюсь, что ты, Эдвард, знаешь, что делаешь", тоже звучало очень приветливо.

– Тебе виднее.
– Уклончиво согласилась я.

Музыка становилась все тише и медленнее, но финальные аккорды оказались неожиданно грустными, и резкая последняя нота больно кольнула по сердцу.

В холле повисла тишина.

– А почему такой грустный конец?
– тихо спросила я.

– Как ты сама думаешь?

– Может это ещё не все и ещё будет продолжение?

– Все может быть.
– Почти неслышно ответил он и громче добавил.
– Давай я покажу тебе дом.

На первом этаже смотреть было особенно нечего, и мы поднялись на второй.

Стилистика светлого дома сохранялась. Молочно белоснежные стены как в Доме Совещаний. Как в моей комнате. Или как праздничная одежда Повелителей, столь ненавистная моему отцу.

– Комната Розали и Эмметта, комната Эллис и Джаспере, а в конце коридора кабинет Карлайла.
– Показывал на закрытые двери Эдвард.

Глянув в указанном направлении, у меня вырвался нервный смешок. Такого я в их доме увидеть, явно не ожидала.

– Можешь смеяться. Вот уж действительно парадокс!

Над дверью в библиотеку, резко контрастируя на белой стене, висел приличных размеров деревянный крест. Смех рвался наружу, но я мужественно с ним боролась. Если в доме "упырей" на почетных местах находятся религиозные предметы, то над этим смеяться грешно.

Верующие "упыри" - это же надо!

– Оригинальное украшение. Вот уж точно не ожидала такое увидеть. Похоже он достаточно старый. Семейная реликвия?

– Семнадцатый век. Крест принадлежал отцу Карлайла. Тот сам вырезал его для прихода, в котором служил.

– Он был церковным служителем?

– Да, католическим священником. Смотрю цифры тебя не сильно удивили.

– Карлайлу где-то 350 лет. Так почему возраст креста должен меня увидеть?

– С чего ты взяла, что ему 350 лет?

– Я не угадала? Обычно я хорошо угадываю возраст по глазам.

– Тогда сколько лет мне?

– Ты чуть моложе моего отца. Значит где-то около ста. Или я не права?

– Угадала. Так твоему отцу сто лет? А сколько матери?

– Сто двенадцать, если быть точной. Маме пятьдесят пять, она ещё достаточно молода, хоть и стареет быстрее отца.

– Сколько же вы живете?

– Наш народ в большинстве своем живет около пяти сотен лет. Такие как мой отец доживали до тысячи. Сколько проживет мама, непонятно, все-таки она полукровка, но думаю, что ещё лет триста у неё в запасе точно есть.

– Значит, ты проживешь тысячу лет?

Я пожала плечами.