Савельева Екатерина Викторовна
Шрифт:
– Где твоя машина?
– Выдохнул он.
– К ней уже не надо подъезжать.
– Улыбнулась я ему.
– Спасибо.
– За что?
– За заботу о штате Вашингтон. Но очень тебя прошу впредь не следить за мной. Я обещаю, что не буду разрушать города и крушить чужие машины.
– Мне спокойнее, когда ты под присмотром. Особенно после того, что произошло сегодня.
– Ты мне мешаешь работать. Разрушаешь мои заклинания поиска. А о себе я прекрасно могу позаботиться и сама. В крайнем случаи всегда смогу переместиться и теперь я это делаю намного быстрее, чем раньше.
– Но...
– Никаких, но. Если для тебя это важно, то ты вполне можешь мне позвонить, и я обещаю взять трубку при любых обстоятельствах. Не думаю, что ты волнуешься за меня больше моей семьи, а они отпустили меня сюда. Что-то это да значит.
– Беззвучно стала я наводить морок.
– Для меня это не значит ничего, кроме того, что я не хочу выпускать тебя из вида не на минуту. И мы вполне может работать вместе.
– Выделил он последнее слова.
– Ты по ладони разгадал маршрут,
Но не тревожься, предсказанья врут.
Мы поплывем как свечи по воде.
Мы буди вместе всюду и... нигде.
– Пропела я, глядя ему в глаза. Но на последней строчке меня в машине уже не было, я стояла перед ней, закрываясь иллюзией пустой дороги.
– Рина.
– Нежно произнёс "вампир" и дотронулся тыльной стороной ладони до моего лица и морок, медленно бледнея, превратился в быстро рассеивающуюся дымку.
– Рина!
– С болью в голосе, крикнул он и выскочил из машины.
– Я не Рина.
– Раздался отраженный от стен голос.
– Пора запомнить. Не злись. Просто так мне проще прощаться. Второй вариант это поскандалить, но использовать его почему-то не хочется. Потом. Я думаю, мы ещё встретимся, если конечно ты того захочешь. По крайней мере, я не буду тебя избегать. Но в твоих интересах, что бы я знала о твоем приближении заранее. Если пойму, что ты за мной следишь, то разозлюсь, а ты знаешь, что я страшна в гневе.
– Где ты?
– Начал злиться он, но усиленно старался этого не показывать.
– Пока, Солнце.
Эдвард резко развернулся и посмотрел мне прямо в глаза.
– Это невозможно.
– Пробормотала я.
Он ринулся вперёд, а я в панике переместилась к своей машине.
В номер я вошла уставшая и опустошенная. Мороки на машине и бешеная скорость, что бы только не попадаться на глаза Эдварду, который и не пытался меня преследовать. Такое чувство, что я просто бегу от себя самой.
Скинув туфли, я вошла в гостиную и застыла от удивления. В центре журнального стола стояла высокая узкая вазочка с одной единственной ярко красной розой. К ней прилагалась сложенная вдвое серебристая бумажка
"Ты". – Выведено рукой моего бывшего парня надпись.
– И что это значит? Между прочим, я не очень люблю красные розы. Кровь напоминает.
– Пробормотала я и пошла в спальню, переодеваться.
Картина повторилась, я снова остановилась в дверях. Кому могло прийти в голову, зайти ночью в мой номер и так тщательно заправить кровати. Покрывало было натянуто, как зеркало. Первая, пришедшая на ум мысль, что мне исхитрились поменять постельное бельё, повергла меня в ужас.
Схватившись за край покрывала, я дернула его вверх и нервно хохотнула. Но моей любимой с недавних пор половине стороне кровати лежала темно бордовая роза с точно такой же, как и в гостиной серебристой бумажкой.
– Лучше бы ты сам на ней повалялся.
– Заворчала я, открывая послание:
"Жизнь!!!"
Что-то я не понимаю, на что он сейчас намекает?
Скинув вещи и поставив вторую розу за не имением большего в графин с питьевой водой, я пошла в душ. И вот тут уже меня пробил смех. Закрыв рот тыльной стороной ладони, я тихо, но искренне смеялась, взирая на похожую по размерам на ведро вазу с почти полусотней роз всех возможных цветов и оттенков.
Радом лежала записка:
"Моя".
Да. Нормальная девушка сначала пойдет в ванну, а не будет инспектировать постельное бельё на кровати.
И цвету роз не придерёшься. Хоть одна, но точно понравится.
Так вот, когда он за мной следил. Ждал, как я выйду из номера. Поэтому и не остановил Николаса раньше, поэтому его не засекли мои заклинания.
Только вот как он узнал, где меня искать?
– - Глава 17. Кто на свете всех страшнее.