«Дублет» отступил назад, взялся рукой за подбородок, изучая картину, и произнес:

– Ну, пожалуй, начнем.

Через секунду кадр изменился… но понять в чем – было трудно.

– Давайте возьмем сразу лет сорок, – видя недоумение компании, предложил человек и сделал руками отталкивающее движение: половина мест опустела. – Умерли. Естественный процесс. Теперь поняли? – Он обернулся.

– И что? – Новиков сидел вполоборота, уперев локоть в стол.

– А сейчас сначала и каждая секунда – год, – «дублет» среагировал своеобразно.

Первый кадр вернулся, мигнул и сменился, затем снова, снова и снова. Теперь уже было заметно, как места редели. Вскоре пустота заполнила почти всё. Оставалось несколько человек.

– Восемьдесят восемь, восемьдесят девять… стоп!

Кадр замер. Девочка сидела уже одна. И вдруг сбоку в кадре появился человек в кожаной куртке и фуражке таксиста. Он шел по этому же ряду, осматривая трибуну. Будто искал кого-то. Пройдя мимо девочки, он в нерешительности остановился, повернулся и внимательно посмотрел на нее.

– Странно, что не заметил сразу! – издатель забарабанил пальцами.

– Я за вами, – произнес таксист и подал сидящей руку.

– А я ждала вас. Всю жизнь.

Стена дождя скрыла кадр, но проступающие контуры улицы, автомобиля с желтым гребнем на крыше и подъезда, у которого он стоял, говорили о «продолжении». Машина посигналила. Потом еще. Автомобиль тронулся, но затем остановился. Мужчина в форменной кепке, ежась под ливнем, быстро поднялся по крыльцу и позвонил в дверь.

– Сейчас, сейчас… – дверь приоткрылась. – Боже, зайдите же, – маленькая старушка подтягивала к дверям чемодан.

– Я сигналил…

– Ради бога, простите… я плохо слышу.

– Это с вами? – мужчина кивнул на багаж.

– Да… все, что осталось от жизни… – она выпрямилась.

Мужчина молча взял чемодан и понес.

Мотор заурчал. Салон почти не освещался.

– Хоспис «Святой Елены», – старушка назвала адрес.

Таксист обернулся.

– Да, да, врач сказал, мне немного осталось.

Мужчина продолжал с удивлением смотреть на нее.

– Ах, вы об этом… семья давно разъехалась. Мы потеряли друг друга… Да и нужно ли беспокоить? Кто-то уже и сам не может приехать… – она вздохнула и попыталась улыбнуться.

Машина тронулась.

«Какая странная у вас татуировка… листочек… красные прожилки…» – услышал он позади.

Мужчина потрогал щеку пониже уха: – Листочек… пришлось… а прожилки – это следы от шрама. Так незаметнее.

– Не могли бы мы заехать… – старушка сказала адрес.

– Конечно. Но это будет длиннее.

– Ничего. Деньги мне не очень-то понадобятся, – улыбка удалась не сразу.

Они остановились у какого-то пакгауза. Женщина прильнула к стеклу – капли почти сливались с ее слезами.

– Здесь я бывала на танцах, – тихо сказала она. – Здесь встретила любимого…

Рука мужчины незаметно выключила счетчик.

Потом такси останавливалось трижды – у старого многоэтажного дома, у проезда в какой-то двор, у входа в парк. Всякий раз старушка подолгу смотрела в темноту, не говоря ни слова.

Две женщины, одна – совсем молодая, вышли под навес хосписа. Казалось, они уже ждали. Поддерживая старушку под руки, увели пациентку внутрь. Мужчина проводил их печальным взглядом:

– Мама… как ты там… родная… – прошептал он и тут вспомнил про багаж.

Когда чемодан коснулся пола, женщина сидела уже в кресле-каталке.

– Возьмите… – она протянула деньги.

– Да что вы… разве можно…

– А я ждала вас всю жизнь…

– Я тоже, наверное… и точно понял для чего, – тихо ответил он и быстро зашагал прочь, скрывая слезы.

Картина растаяла, уступив место прежнему.

Несколько минут все молчали.

– А я читал, – прервал тишину «виновник». – Это рассказ одного таксиста из Нью-Йорка. Внук выложил его в «сеть». Еще признался, что ничего важнее в жизни он не сделал. Всё остальное – дом, работа, даже семья – были пятнадцатыми по счету.

– Да, да, – Безухов опять тёр пенсне. – Возможно, господа, он и родился только для этого дня. И жил ради него…

– Да нет же! – громко возразил «виновник». – Это она!., она жила так долго, чтобы повстречаться ему! Спасти! Исполнить предназначенное. Она! Как вы не поймете. Ждала всю жизнь! Он должен был повзрослеть, через что-то пройти, потерять… только тогда мог понять, почувствовать. Родится. – И грустно добавил: – Есть, есть еще время, Олег Евгеньевич. – И вдруг добавил: – Напечатайте «Таксиста», вспомните о русском человеке.