Сергеев Михаил
Шрифт:
– Нет, я не об этом. Вот улыбка… знает ли он, что это такое? Почему люди улыбаются. Почему плачут.
– Может и знает. Кто-нибудь рассказал, или даже показал…
– Не то… ему ведь рассказали, что люди улыбаются, когда им хорошо. А разве ему было когда-то хорошо? Всегда такой грустный…
– Глупости всё это, – повторила Полина и обиженно отвернулась, – о чем ты думаешь?!
– Подожди, – Лена положила ей руку на колено. – Улыбаются и садисты… им ведь тоже бывает хорошо, когда кому-то плохо? А слепой такого не может знать… значит, люди для него другие, не как для нас… и улыбка, ее содержание, понимаешь, другое. Она настоящая… та, что была в начале начал… Но самое удивительное, что я узнала это там…
Полина подняла брови:
– И такие мысли волнуют тебя? После всего, что произошло?
– А что произошло?
– Ну, хотя бы… развалился Союз, стало больше колбасы, машин и негодяев. Всего на порядок. Не прибавилось одного – счастья. Тебе повезло, потеряла память, а как быть мне… за сына вот боюсь. Но сейчас… и это не главное.
– Что ты такое говоришь?! Повезло?! И не главное? Ну, не молчи!
– Да ты же медленно убила свою семью… – выдавила Полина. – Всех. По очереди.
Подруга закрыла лицо ладонями.
Ужина не было.
«Г-н N проснулся одетым на диване. Он с удивлением оглядел сначала комнату, затем себя. Брюки, жилетка, галстук. Так, стоп. Почему галстук торчит из-под мышки?» – такой сон приснился в следующую ночь Валентину Львовичу, большому любителю классики. «Черт побери, – подумал он, – сколько же их, господ N? И который из них я? Ох уж этот автор!»
Елена
Видя пристальные взгляды замерших людей и понимая, что та маленькая девочка, которой предстояло еще окончить школу, куда-то исчезла, а в платье, посреди огромного зала, стоит другая, совершенно незнакомая пока женщина, Лена не могла решить, что ее больше беспокоит: возраст, непривычное декольте или отсутствие подруги. А ведь еще надо как-то отсюда выбираться! Одной оставаться вовсе не хотелось. И хотя зал был хорошо освещен, Лене стало не по себе. «Непривлекательность» действа становилась очевидной и повлекла настороженность. Но самым неприятным было чувство, впервые посетившее девушку – полного одиночества. Вокруг стояли чужие люди. Место, где она находилась, было незнакомым. Ни подруги, ни родители, никто не мог помочь, настоять или посоветовать. Взять за руку и повести, показать выход. Подсказать, как это делали всегда взрослые… и дома, и в школе. Чего так не любила, как и все дети. Лене вдруг захотелось маминого участия, заботы, от которой стремилась избавиться, там, где-то уже далеко-далеко. Которая порой раздражала, казалась лишней для вполне самостоятельной, каковой считала себя. Иногда было просто стыдно перед подругами за такую опеку. Как радовалась, убегая из дома и получая свободу. Школа, друзья, двор. Аттракционы в парке, интернет-кафе и, конечно же, мороженое. Все стало вдруг частью, всего лишь маленьким кусочком того большого, главного и уже потерянного мира, который включал маму, папу, бабушку, даже веселую тетю Лиду, папину сестру, живущую в Москве. А звался семьей. Без которого необходимость остального вдруг поблекла и стала не такой важной. Да и ненужной. Вся притягательность мира за окном детской существовала лишь при живых родителях, их беспокойстве о ней. Ни за то, ни за другое Лена ручаться сейчас не могла. Где близкие, она не представляла. Знают ли, что произошло – неизвестно. Ищут дочь или просто пьют чай, а может, пошли прогуляться? Девушка впервые ощутила «другое», взрослое одиночество, неизвестное прежде чувство, которое щадит нас, оттягивая знакомство порой на долгие, долгие годы. Ей же для этого потребовалось лишь сходить в кино.
Тишину нарушил новый знакомый, будто подслушав ее мысли:
– Ну вот, ты рассуждаешь уже как женщина! Твоя подруга хотела стать такой. Но мы оказали честь тебе!
– Зачем?! – вырвалось у Лены. – Я не хочу!
– Ты боишься? Здесь нечего боятся, – опережая, ответил герцог и улыбнулся. – Ты пробудешь с нами совсем недолго и, совершив удивительную прогулку, отправишься домой, побывав в сказке. Представь лица подруг. Любая хотела бы оказаться на твоем месте. Они даже мечтать не могут о подобном. Смелее! Посмотри на эту роскошь, на дворец! Пусть на время, но он твой. Такого больше не случится!
Лена недоуменно смотрела на провожатого.
– Не обращай внимания, девочка… простите, мадам.
Чья-то рука потрепала подол платья.
Она опустила взгляд: рядом стоял знакомый мальчик, похожий на пажа.
– Если вы героиня романа, вам уже ничего не страшно, – продолжил он. – Но это касается только героинь. С другими труднее. Многие уходили отсюда… потеряв. И поверьте, последнее слово останется за вами. Здесь Его Светлость не солгал, – он кивнул на мужчину.
Лицо герцога светилось довольством.
Легкая неловкость, которую приходится пережить каждому, кому впервые говорили «вы», заставило Лену покраснеть.
– Ты пойдешь с нами, мальчик? – спросила она, смущенно улыбаясь.
– Конечно.
– Тогда говори мне ты.
– Хорошо, принцесса.
Лена улыбнулась опять.
– А как тебя зовут?
– Зови меня Жи Пи.
– Жи Пи? Так смешно?
Мальчик надулся:
– Что ж здесь смешного? Жан Пьер, Жан Поль или Пауль, не все ли равно? А можно просто: Жи Пи.
– Ну, хорошо, хорошо. Не обижайся, Жи Пи.
– Тогда вперед? – вмешался герцог и галантно подставил локоть.
Улыбка, платье, добродушный паж и слова… сладкие слова, как обычно это бывает, сделали свое дело. Девушка растаяла. В конце концов, какая из них не мечтает побывать принцессой? Хотя бы день? Лена все еще настороженно, но уже без страха, взяла хозяина под руку.
– Добро пожаловать во дворец грёз! – лакей распахнул золоченые двери и отступил.
Торжественная музыка наполнила своды, придворные, сделав реверанс, молча поклонились, провожая глазами пару. Двери сомкнулись, оставляя колючие взгляды, музыка стихла, и Лена увидела овальный зал, розовые пилястры которого, одинаковые как близнецы-братья, подпирая декоративную балюстраду вдоль стен, убегали направо и налево. Там же, в глубине, начинались похожие на рукава галереи-анфилады, арки которых, множась как в зеркале, отделяли уходящие вдаль залы поменьше. Девушка подняла голову. Росписи на своде опускались и переходили в живые цветы, сплошь покрывая стены.
– Вот это да! – Восхищенно протянула она.
Тут Лена заметила еще одни двери, напротив, с медными полосами крест-накрест – единственное, что рождало некую дисгармонию в ощущениях. Однако живописная оранжерея и отдаленные, слышимые из анфилад приятные звуки музыки, голосов и чего-то еще, окончательно успокоили девушку.
– Здорово! – прошептала гостья. – Для кого это всё?
– Для тебя. Сегодня всё для тебя! – герцог высвободил локоть и развел руками. – Я же обещал!
– А что там? – Лена кивнула на галереи.