— Сорайя, всегда рад тебя видеть.

— Ты, как обычно, неисправимый врун.

— Познакомься с нашим новым автором. Герр Несбитт.

— Он твой друг?

— Это так важно?

— Если он твой друг, я его знать не желаю.

— Я знаком с Павлом не более двух минут, — уточнил я.

— Я бы на твоем месте завязала с этим знакомством сейчас же.

— Это проблематично, поскольку герр директор назначил меня его режиссером.

— Мои соболезнования, — сказала она мне.

Когда мы двинулись дальше, я заметил Павлу:

— Еще одна твоя фанатка? Только не говори мне, что ты и с ней спал.

— Это было бы преступлением против вкуса. Думаю, тебя не удивит, если ты узнаешь, что она турчанка, а ее муж — болгарский карлик, который когда-то служил в тайной полиции.

— А сейчас он…

— Занимается бизнесом. Сдает в аренду передвижные туалеты для стройплощадок. Уверен, что все это только ширма.

— А на самом деле?

Павел красноречиво пожал плечами, намекая на широкий спектр конспиративной деятельности.

— Сорайя контролирует сектор вещания на Средний Восток. Говорит на арабском, немецком и турецком. В прошлом году, по слухам, спала с эфиопским дипломатом…

Я не смог удержаться от смеха, улавливая в рассказах Павла вариации на одну и ту же тему. Послушать его, так все сотрудники радиостанции оказались здесь вовсе не потому, что были профессионалами радиовещания. Скорее главным критерием при приеме на работу стало их сомнительное прошлое или настоящее.

— Как сегодня Роберт? — обратился Павел к жизнерадостному толстяку с окладистой бородой а-ля Иоганн Брамс и огромным пивным животом. Он был одет в стиле, который немцы называют Lander, зеленый твидовый пиджак с кожаным воротником и тяжелые твидовые брюки, тоже зеленые, — выглядел он как помесь вестфальского свинопаса с баварским лепреконом [47] .

— Роберт в полном порядке, — ответил зеленый человечек, набивая трубку табаком с ловкостью птицевода, определяющего пол цыпленка. — А как поживает мой польский друг?

— У твоего польского друга все sehrgut [48] , — сказал Павел, безупречно имитируя акцент Роберта. Сам Роберт, казалось, даже не заметил этого, а если и заметил, то виду не подал. — И твой польский друг хотел бы представить тебе своего нового коллегу.

После обмена рукопожатиями Роберт Мюттер достал спичку из кармана коричневой кожаной жилетки, чиркнул ею по поле пиджака и поднес огонь к набитой трубке. Раскурив ее, он радостно выпустил облако дыма и спросил:

— Что, настоящий американец?

— На все сто, — ответил я.

— У нас только один такой — герр директор, если не считать наших «друзей» из ЮСИА [49] .

— Они не друзья, — сказал Павел. — Они наши тайные хозяева.

— А ты уверен, что твой юный друг не один из них? — спросил Роберт, расплываясь в улыбке.

— Он пишет книги, — ответил Павел.

— Так Бухарин тоже писал. Пока его не уничтожил Сталин.

— А все потому, что он выступал против коллективизации на селе, — сказал Павел. — Они тогда расстреливали каждого, кто был против всего коллективного, даже коллективных вросших ногтей. Были и такие прецеденты, особенно на Урале.

— А вы тоже против коллективизации сельского хозяйства, молодой человек? — спросил меня Роберт.

— Нет, если маячит перспектива расстрела, — сказал я.

— Сообразительный паренек. — Он ввернул немецкий эквивалент — ein Bursche. — Добро пожаловать в наш маленький клуб.

Как только мы отошли и Роберт уже не мог нас слышать, Павел сказал:

— Он косит под деревенского дурачка, но ты не заблуждайся на его счет. Роберт — редактор всех немецких новостей, и это означает, что после герра директора его слово решающее, когда речь заходит о том, как и что передавать в новостных выпусках для наших слушателей из той тюрьмы, что черев дорогу отсюда. А если вспомнить, что он убежденный сторонник Франца Йозефа Штрауса, к тому же католик из Гармиш-Партенкирхена, этого уютного гнездышка разведшколы, совершенно очевидно, что по совместительству он — сотрудник Bundesnachrichtendienst [50] . Впрочем, новичку вроде тебя такие организации знать не обязательно.

— Западногерманская разведка?

— Похвально. Дай-ка угадаю… ты здесь, в Берлине, собираешь материал для шпионского романа. Вот уж поистине самое примитивное литературное развлечение послевоенного времени.

— Я не романист, и к тому же думаю, что твой соотечественник, мистер Конрад [51] , поспорил бы с таким мнением о шпионском романе, когда писал своего «Тайного агента» в…

— …1907 году. Кажется, помимо интеллекта у тебя еще и склонность к дидактизму.

Мы подошли к следующему столу, за которым сидела молодая женщина с прической панка и лицом, скрытым под слоем белил. Она слушала магнитофонную запись в огромных наушниках, ободок которых как будто завис над торчащими загеленными прядями. Она курила сигарету, на столе перед ней стояли три открытые бутылки кока-колы. Павел обратился к ней по-польски. Она взглянула на него с усмешкой, но потом демонстративно закрыла глаза и начала громко подпевать записи на пленке, коверкая английские слова. Я не сразу разобрал, что это песня Джо Джексона «Is She Really Goint Out with Him» [52] . Павел снова попытался заговорить с ней. Ее улыбка стала шире, и она еще крепче зажмурилась, предпочитая и дальше его игнорировать. Тогда он похлопал ее по плечу. С нарочитой неспешностью она сняла с головы наушники и медленно опустила палец на кнопку, останавливая пленку. Последовала короткая перепалка на польском языке, причем девушка смотрела на Павла как на законченного негодяя. Павел кивнул в мою сторону и перешел на немецкий: