— Мать Перепитура, — объявила она важно, сцепив пальцы на животе.

Священник, до сей поры не выражавший желания почитать, испуганно схватил со стола требник. Агнесса отступила в сторону и встала у двери, скорбно сжав губы и беспокойно теребя нитку искусственного жемчуга на шее.

— Подавать чай? — шепотом спросила мисс Демпси, испуганно озираясь, и, не дождавшись ответа, юркнула в дверь за спиной монахини.

Перпетуя игриво шагнула вперед, вытягивая мысок.

— Кажется, я вам помешала?

Только бы Агнесса не принесла чай, подумал отец Ангуин. Только бы не вздумала принести чай. Это только раззадорит Питуру.

— Присядете? — спросил священник.

Однако Перпетуя продолжала приплясывать на месте.

— Верить ли мне своим ушам? — спросила монахиня. — Правда ли, что епископ хочет убрать статуи?

— Правда.

— Я всегда считала, что церковь захламлена. Впрочем, не моего ума дело.

— Верно, не вашего, — пробормотал отец Ангуин.

Питура закинула покрывало за плечо.

— А правда ли, что их похоронят? Что вы решили, отче? Всем прихожанам собраться на кладбище с венками? Или вести себя так, будто статуи не закопаны, и ставить свечи у могил?

— Вы сами сказали «могилы», я говорил только про «ямы». Никакого обряда не будет. Это лишь необходимые меры.

Произнеся эти слова, отец Ангуин почувствовал слабое облегчение. «Меры» звучали достаточно отстраненно, весомо и официально.

— И когда вы собираетесь предпринять эти меры?

— Возможно, в субботу. Привлеку к работе Церковное братство.

— А я пришлю вам сестру Филомену. Крепкая девушка, умеет управляться с лопатой. Истинная дочь ирландской земли. Можно сказать, от сохи.

Все ее шуточки. У монашек своеобразное чувство юмора.

Питура хрипло гоготнула, закинула покрывало за плечо и промолвила:

— Говорят, вас застращали новым помощником.

Про себя отец Ангуин отметил выбор слов. Он поднял глаза и посмотрел на монахиню.

Между передними зубами у матери Перпетуи была щель. Подобный дефект не редкость, но отец Ангуин не мог отвести от нее глаз. Он представлял мать Перпетую каннибалом, через эту щель она всасывает лакомые кусочки жертв…

— Что толку загадывать, — сказала монахиня. — Все одно свежая кровь.

Для погребения отец Ангуин выбрал следующую субботу. Точнее, вечер субботы, дабы набросить покров приличия на предстоящее непотребство.

После обеда распогодилось, закатное солнце позолотило зубцы, ласточки кружились во влажном, пахнущем мхом воздухе над домом священника. Члены Церковного братства в старых зеленовато-черных костюмах стояли, напустив на себя скорбный вид.

— Вам не кажется, что рабочие штаны были бы уместнее? — спросил отец Ангуин.

За годы, проведенные здесь, он так и не смог смириться со странным и противоречивым духом этого места. Священник знал, что они конторские служащие и ткачи и у них нет ни вельветовых штанов, ни клетчатых шерстяных рубашек, ни грубой обуви. Женатые сторонились братства. Они захаживали в церковь только на Пасху, оставляя заботу о душе на попечение жен. Однако в приходе хватало холостяков, как правило, средних лет, иссушенных воздержанием и пожелтевших от молитв. Несостоявшиеся священники, которым не хватило ума или храбрости принять сан. Запах плесени шел от их посеченных молью пиджаков, увешанных образками, которые бренчали при ходьбе. Из исповедей отец Ангуин знал, что некоторые из них не чужды аскетизма: постятся, отказываются от табака, но подозревал, что этим дело не ограничивается и в ход идут власяницы и плетки. Только религиозный экстаз мог зажечь их тусклые глаза. Члены Церковного братства жили ради того, чтобы перевести через дорогу престарелую монашку или заслужить одобрительный кивок монсеньора.

Предварительно землю подготовили — отец Ангуин не переоценивал свою команду. Федерхотонцы не могли похвастать собственным погостом, и с кладбища, которое городок делил с соседним приходом, вызвали двух могильщиков. После жаркой дискуссии во дворе церкви, когда деньги перешли наконец из рук в руки, могильщики согласились с доводами священника. Да, рыть ямы не их профиль, и, как заметил старший, тут больше подошел бы садовник. Однако, учитывая, что ямы будут иметь форму могил, приглашение представителя другой профессии могло быть расценено как покушение на их интересы. К тому же работа легкая, рыть придется неглубоко. Взвесив все за и против, могильщики вскопали землю за гаражом.

Увидев ямы, отец Ангуин поежился и обхватил себя руками, удерживая внутри неясное беспокойство, которому не знал имени — как будто могилы приготовлены для кровавой бойни, для какого-то ужасного преступления. И тогда он сказал себе, как говорят все умные детки: если Господу ведомы наши злые помыслы, почему Он позволил им совершиться? Почему этот мир полон зла и жестокости, зачем Господь сотворил его таким и дал нам свободную волю, если знал, что некоторые из нас обратят ее к саморазрушению? Затем отец Ангуин вспомнил, что не верит в Бога, и зашагал в церковь проследить за тем, как статуи будут снимать с постаментов. Он хорошо разбирался в рычагах и блоках, но не он, а сестра Филомена вдохновляла членов Церковного братства. К тому времени как статуи оказались за порогом церкви и работники принялись сворачивать веревки и доставать лопаты, ее запах успел просочиться сквозь тяжелую черную рясу, и мужчины отошли в сторонку. Их не знавшие женщин тела были потрясены тем, чего не понимали.