Буня пожал плечами: дескать, как вам будет угодно. Членам Политбюро не отказывают. Но, кажется, слегка обиделся на «заумь». И от обиды в лице что-то появилось такое, странное. Может быть, все-таки рыбье.

Горничная в светлом переднике разливала английский чай «Липтон», а Фофанов ворчал себе под нос, что «Три слона» ничем не хуже. Зачем этот разврат, зачем драгоценную валюту тратить на ерунду?

Впрочем, в корпусе много такого было, инвалютного. Они с Буней сидели в гостиной фофановских апартаментов, обставленных финской мебелью. Сам Фофанов восседал в кресле с массивными ножками черного дерева, а Буня скромно притулился на кожаном стульчике с другой стороны мраморного журнального столика.

Когда горничная ушла, Фофанов принялся расспрашивать Буню о квантовой механике. Правда ли, что некоторые ученые в Америке заговорили вдруг о каком-то «наблюдателе», без которого, дескать, и вселенную представить себе невозможно? Не есть ли это проявление самого махрового идеализма, если не сказать — религиозного сознания? Кто же наблюдатель этот — бог, что ли?

— Да нет, нет, совсем не обязательно… это такая довольно абстрактная концепция … объяснить крайне сложно… И, кстати, впервые это понятие появилось чуть ли не в 20-е годы. Наши крепко врезали буржуазной науке за идеализм и поповщину, но, между нами говоря, с этим самым наблюдателем не все так просто…

Договорить Буня не успел. Его прервали. Какие-то странные, резкие звуки раздались то ли из-за стены, то ли вообще из мощного стенного шкафа.

— Это еще что такое? Ремонт какой-то? Здесь же должна быть идеальная звукоизоляция, — возмутился Фофанов.

— Ох, кажется, я догадываюсь, что это такое! — вскричал вдруг Буня. — Да, скорее всего, так оно и есть! Как удачно получилось, что я оказался здесь! Смогу вас друг другу представить.

— Представить? Кого? Кому? — Фофанов был изумлен.

И тут стенной шкаф с пронзительным скрипом открылся, и оттуда выглянул человек в зеленом хирургическом комбинезоне. Оглядевшись, он осторожно вышел наружу — один неуверенный шаг сделал, потом второй, уже энергичней, третий — совсем ретиво и уверенно. И вот он уже весь снаружи: зеленая маска закрывает нижнюю часть лица, зеленая шапочка на голове, а на носу очки, в общем, лица не разобрать.

— Григорий Ильич, позвольте вам представить: это хирург, хирург Тартаров, — представил пришедшего из шкафа Буня.

— Нейро, нейрохирург! — строго поправил Буню зеленый.

— Ну да, да… Конечно, различие ощутимое, — сказал Буня.

— Особенно в заработной плате! — подняв палец, уточнил Тартаров.

— Различие большое — и учиться дольше и труднее…

— Не каждый сможет!

— И квалификацию сложнее получить… и степень…

— Никакого сравнения. Все в квадрате!

Фофанов сидел в своем кресле и смотрел на происходящее безрадостно.

— Так я и знал, что этих шкафов надо опасаться, — сказал он. — Думал, недаром нам так много их понаделали, да еще таких глубоких. Зачем они? Ясное дело, не просто так. А именно для всяких гэбэшных штучек: подсматривать, подслушивать, отслеживать… Не сомневаюсь: если в шкафу заднюю стенку снять, за ней такое обнаружится! Говорят, нельзя за нашим братом, членом ПБ, слежку устраивать. Но это официально нельзя. А в действительности для этого спецотдел есть, которого официально нету.

— Видите ли, Григорий Ильич, — откашлявшись, торжественно сказал Буня. — Михаил Илларионович Тартаров — он вообще-то не имеет к названному вами ведомству никакого отношения… ну, разве что самое косвенное…

— Очень, очень косвенное! — кивал головой нейрохирург.

— Да, да, он врач, медик, он клятву Гиппократа давал!

— Знаю я эти клятвы, — ворчал Фофанов.

Нейрохирург проигнорировал эту реплику, сказал решительно:

— Не будем терять времени. У нас его не очень много.

— Прямо скажем, мало у нас времени! — подтвердил Буня. И жестом пригласил нейрохирурга присесть. Тот важно кивнул головой, подтащил стул к мраморному столику, уселся. Буня же тем временем налил ему чаю. Сказал Фофанову:

— Еще чайку, Григорий Ильич? Давайте я подолью!

«Наглость сумасшедшая!» — думал Фофанов, но промолчал, только головой покачал.

Тартаров меж тем извлек из глубин своего хирургического комбинезона пачку бумажек — они показались Фофанову знакомыми.

— О, — сказал он. — Эту историю я, кажется, знаю… Опять про свалку? Опять про самолет?

Нейрохирург переглянулся с Буней, дескать, о чем это пациент?

— Не знаю, что вы имеете в виду, Григорий Ильич… Я принес вам чертеж, изображающий устройство одного микроскопического организма. Вот взгляните, пожалуйста.

Фофанов вздохнул, без всякой охоты наклонился к столу, посмотрел на листки.

Там под грифом «Для служебного пользования» кто-то размашисто, но красиво нарисовал какую-то закорюку. Фофанов напряженно вглядывался в рисунок, но ничего не понимал.

— Видите, видите, Григорий Ильич? — возбужденно спрашивал Тартаров.