— Я бы предпочла британскую, — холодно заметила Хотинская.

— В России приговор может быть быстрее пересмотрен, — пояснил адвокат. — Хотя я понимаю ваше беспокойство. Лучше просидеть десять лет в британской тюрьме, чем один год в российской. Но сейчас главное — получить минимальный срок для вашего сына.

— Я напишу ему письмо, — твердо произнесла Ольга Игоревна, — а вы ему передадите мою просьбу — согласиться с вашими… как это будет по-английски? «Advice», кажется. С вашими советами.

— Так будет лучше, — сказал Уоллес.

— В таком случае нам лучше подняться в мою комнату, чтобы подготовить это письмо, — сразу предложила Хотинская. — Надеюсь, к этому времени господин эксперт уже завершит свою работу?

— Я постараюсь не задерживаться, — кивнул Дронго, поднимаясь из кресла, — только мне понадобится переговорить с вашей сиделкой.

— Лилия спустится к вам через двадцать минут, — сказала Ольга Игоревна и, не прощаясь, повернула кресло к выходу.

Мистер Уоллес поднялся и, кивнув Дронго на прощание, осторожно спросил:

— Где вы остановились?

— В «Интерконтинентале», — ответил Дронго.

— Я вам позвоню, — пообещал адвокат, выходя следом за Хотинской, которая выехала, даже не обернувшись в сторону своей невестки и гостя. Лилия так же молча вышла за ней.

— Убедились? — иронично спросила Дзидра. — Смогли лично убедиться, какая у меня свекровь и как мне с ней комфортно жить в нашем замке. Скорее бы она отсюда убралась. Родителей нужно любить на большом расстоянии. Или вы не согласны?

— Не согласен, — вздохнул Дронго, — я мечтаю каждый день проводить рядом с моими родителями. Не всегда получается, но я пытаюсь быть с ними как можно больше.

— В таком случае вам повезло, — усмехнулась Дзидра, — вы представляете довольно редкий и вымирающий тип человека. Если в вашем возрасте вы еще можете столь восторженно говорить о встречах с родителями.

— Ваши родители живы? — неожиданно спросил Дронго.

— Мать жива, — ответила Дзидра, — отец умер несколько лет назад. Хотя он не жил с нашей семьей. Мы с сестрой росли без отца. У нас был отчим, но он тоже умер восемь лет назад. А почему вы спрашиваете?

— Вам нужно сломать эту традицию разводов, — вздохнул Дронго. — Если ваша мать развелась, когда вы были еще девочкой, то весьма вероятно, что и вы можете развестись с вашим супругом. И передадите подобную «традицию» своей дочери. Когда мать и бабушка имеют такой печальный опыт, дочь и внучка почти гарантированно его повторяют. Эта статистика… Я бы на вашем месте не шел на конфликты со своей свекровью столь часто. Это может не нравиться вашему мужу, об этом вы не думали?

— Давайте не будем вмешиваться в мою частную жизнь, — огрызнулась Дзидра. — Зачем вы хотите говорить с Мартой? Мне казалось, что она вам больше не нужна.

— Я провожу расследование так, как считаю нужным, — деликатно, но твердо заметил Дронго.

— В таком случае вы будете беседовать с ней в моем присутствии, — категорически заявила Дзидра, — только в моем присутствии. Иначе я не разрешу вам беседовать.

— Позовите вашу дочь, — согласился Дронго, — мы побеседуем вместе.

Она взглянула на него, очевидно, решая, как ей поступить. Было заметно, что она колеблется. Секунд через двадцать она все-таки поднялась и вышла из гостиной.

«Кажется, деньги принесли в эту семью только несчастье, — подумал Дронго. — Им было бы гораздо лучше не зарабатывать свои миллионы и вести образ жизни среднего класса».

Дзидра вернулась с дочерью. Когда они спускались по лестнице, было слышно, как они негромко переругиваются и мать что-то внушает своей дочери — возможно, предостерегает ее от излишней болтливости. Они вошли в гостиную и прошли к дивану. Дзидра уселась на диван, рассчитывая, что дочь сядет рядом. Но та прошла и уселась в кресло. Дронго грустно усмехнулся. На молодой девушке были джинсы, спущенные на бедра так, что были видны ее белые трусики, и короткая рубашка, обнажавшая пупок.

— Извините, Марта, что я во второй раз вас беспокою, — начал он, — но мне хотелось задать вам несколько вопросов.

— Это ваша работа, — ответила Марта, — спрашивайте.

— Вытащи жвачку изо рта, — попросила мать.

Дочь вытащила жвачку и прикрепила к ручке кресла. Мать прикусила губу и ничего не сказала.

— В момент выстрела вы были в комнате, которая оборудована под домашний кинотеатр, — сказал Дронго, — она примыкает к апартаментам Виктора. Неужели вы ничего не услышали?

Дочь взглянула на мать, словно спрашивая ее совета. Затем покачала головой.

— Ничего, — ответила она, — я надела наушники и смотрела фильм. Поэтому ничего не услышала. И не могла услышать. Вы можете сами проверить. Если надеваешь наушники, то ничего не слышишь, даже когда громко кричат в соседней комнате.

— А там кричали?

— Да.

— И вы слышали их крики?

— Конечно, слышала. Они так громко ругались. Я как раз прошла в комнату. Поднялась на третий этаж из своей комнаты. И услышала, как они ругаются.