Шрифт:
Но Руас, сидевший сейчас в седле, уже не был принцем. Изгнанник, вечный страж у тайного узилища брата, должен был найти это самое заповедное узилище до того, как это сделает человек. Ибо тогда смерть в огненном смерче, постигшая дворцы и храмы Ксеркса, показалась бы всему миру лишь приятным теплым деньком…
«Или даже не очень теплым… – рассеянно подумал Руас. – Уж я-то знаю силы собственного отца!»
Колдун оглянулся назад. Персеполь умирал.
– Как же мне теперь отыскать тропу, ведущую на полудень? Она должна была начаться от погибшего Стоколонного зала Ксеркса… Угли еще горячи, а о тропах, полагаю, можно будет забыть навсегда… Или почти навсегда.
За долгое странствование Руас уже привык беседовать сам с собой. Не потому, что странствовал в одиночестве, а потому, что Салим, преданный слуга, отвечал далеко не на все вопросы и далеко не всегда. Он знал принцев совсем малышами, был свидетелем сотни ссор и тысяч споров, но не мог и предположить, что одна из таких ссор может стать роковой. Нет, он не осуждал Руаса, не оправдывал Арси – он просто присматривал за оставшимся в живых потомком древнего рода.
– Тропа на полудень всегда была одна. И найти ее может лишь тот, кто ищет…
Руас оглянулся на Салима – оглянулся с изумлением.
– Откуда ты знаешь это?
Слуга пожал плечами.
– Знания тоже приходят лишь к тому, кто их ищет. Я знаю это… Просто знаю.
Руас покачал головой.
– Это бесспорно, мой мудрый Салим. Но тропа… Как же мне найти ее?
– Пожелай… И она найдется.
– Но почему же мне пришлось начать путь в самом сердце Сахары, рассматривая росписи? Отчего я пытался прочесть клинописные строки эламского текста? Отчего было бы сразу не найти ответ на свои вопросы, просто пожелав этого?
Салим равнодушно взглянул в глаза молодого хозяина.
– Таким был твой путь познания…
«Ох, отчего-то мне видится за всем этим тень моего батюшки… Ему мало было обречь меня на бессменную стражу, ему еще захотелось привести меня к месту моего наказания кружным путем…»
– Да будет так, – смиренно проговорил Руас. – Значит, надо лишь пожелать?
– Да, – кивнул Салим, – лишь пожелать.
Руас спешился. Закрыл глаза и сосредоточился. Странные ощущения нахлынули почти сразу: сначала он почувствовал, что стоять к остывающему пожарищу должен не спиной, а боком… Потом понял, что следует повернуться… Потом – что теперь надо открыть глаза…
К великому удивлению мага, тропу он разглядел почти сразу. Вернее, узенькую тропку, черную в подступающих сумерках. Странные отблески время от времени вспыхивали вдали – там, где тропка упиралась в горизонт.
– Надеюсь, это то, что я ищу…
– Можешь идти смело – это то, что ты ищешь.
Странная уверенность в голосе Салима не столько обеспокоила, сколько испугала Руаса. Уж слугу-то заподозрить во всеведении можно было в последнюю очередь.
«Я спрошу, откуда он все знает… Непременно спрошу! Но позже, не сейчас…»
Тропа становилась шире, теперь она была шириной уже в пару локтей.
– Странная какая-то тропа… Тебе не кажется, Салим?
Слуга усмехнулся.
– Мой добрый господин, это тропа избранных. Каждый видит ее по-своему. Какой ты ее видишь, я не ведаю.
– А какой ее видишь ты, мудрый молчун?
– Цепочка следов на мокром песке… Волчьих, похоже…
«Воистину – каждый по-своему…» – подумалось Руасу, разглядывающему камни дорожки.
Десяток шагов превратился в сотню, сотня – в пять сотен. Растаял за спиной сгоревший город, впереди встали горы. Солнце, которое должно было сесть давным-давно, по-прежнему бросало красные лучи на подножия гор.
Солнце, которое должно было зайти справа, исправно светило сзади…
– Неужели все так просто?! Увидеть скалу, которую освещает никогда не садящееся солнце там, где смешались в смерти огонь и камень… Вот что это значит!
– О чем ты, мой принц?
Руас горько усмехнулся.
– Ну какой я теперь принц?
– Ты, Руас, принц колдовской крови. И этого не отменить никому, даже твоему отцу, великому Варди ар-Раксу… как бы ему ни хотелось этого.
Руас кивнул, хотя в душе он не чувствовал себя принцем. Чувствовал скорее воином, проигравшим не битву, но кампанию.
– Я только что понял, что значили те, перевернутые, слова в Бехистуне. Сначала они мне показались фрагментом большой надписи Дараявауша… И я их запомнил больше потому, что они стали исчезать после того, как я провел рукой по строкам.