Ольхин стал собирать деньги для «Народной воли», хранил партийные деньги, давал приют нелегальным, даже сочинил революционную песню. Судить по закону его было не за что и полиция без суда закатала его в Вологодскую область, а потом в дальний Яренск. Через несколько лет его перевели под надзор в Пермскую губернию. Он где-то прокомментировал «особу государя императора» и жандармы тут же с удовольствием продлили ему ссылку еще на пять лет, а потом еще на три года, за то, что у него вроде бы переночевали, согрелись и поели три бежавших из ссылки революционера.

В 1887 году Ольхину после десятилетней ссылки разрешили переехать под полицейский надзор в Нижний Новгород без свободы передвижения. Он работал адвокатом, публиковался в местных газетах, и вскоре молодежь стала называть его «гением ума, мучеником свободы, истинным патриотом». Ему разрешили на несколько дней приехать в Петербург для встречи с родственниками и близкими. Неизвестно, какое количество филеров наблюдало за ним, но то, что их было очень много, совершенно очевидно. Из донесения петербургского губернатора в департамент полиции МВД: «Учрежденным за Ольхиным негласным наблюдением в столице было установлено, что он встречался: с редактором газеты «Новости » Нотовичем, инженером Маляевым, доктором истории Семеновским, присяжными поверенными Корсаковым и Дорком, коллежским советником Шапировым, отставным поручиком Павленковым, литератором Успенским, учителем Вишневским, полицейским Нелюбовым, мещанином Беклишевым, купцом Бурцевым, почетным гражданином Рафаловичем, редакторшей Тюфяевой».

День за днем и год за годом несусветное количество полицейских носилось за оппозиционерами по империи, выясняя как они проводят свое время, и успешно прожигая монархический бюджет. В подавляющем числе случаев докладывать начальству жандармам было нечего, и они занимались мифотворчеством, каждый в силу своих способностей, выдумывая, преувеличивая, возводя напраслину на невиновных людей. В 1892 году Ольхин обратился в МВД с просьбой разрешить ему вернуться в Петербург, но жандармы и полиция сочли это преждевременным. Только через два года Ольхину разрешили жить в столице, где он вскоре и умер. Тысячи и тысячи людей вслед за революционером Германом Лопатиным могли сказать, что самодержавие слизнуло у них жизнь. Число людей, ненавидевших монархию, постоянно и стабильно росло, как постоянно и неотвратимо приближался 1917 год. Перед смертью Ольхин написал стихи, которые были выпущены тысячной листовкой: «Жалкий страх не породит измену. Пусть борьба неравна и трудна, нам уже идут борцы на смену, и победа наша решена».

Кроме Квятковского и Мартыновского, на квартире невесты в полицейскую засаду попал Ширяев, который не имел права к ней заходить. Александр Михайлов и его соратники сменили все квартиры и паспорта. Это было почти невозможно, но народовольцы это сделали. Исполнительный Комитет успешно переправил хозяина дома с мезонином Льва Гартмана-Сухорукова за границу, и о«Народной Воле» заговорили в Европе.

«Народная воля» имела тесные связи с либеральными и оппозиционными кругами во Франции, Германии, Италии, Польше, Румынии, Болгарии, Венгрии. Исполнительный Комитет несколько раз писал письма К Марксу и Ф Энгельсу. Рассказывали Европе о русских революционерах С. Кравчинский, П. Лавров и другие имперские эмигранты. Российское посольство в Париже потребовало у французских властей выдачи находившегося там Гартмана, но у него ничего не вышло. Дело Гартмана вызвало колоссальный интерес европейской общественности к борьбе народовольцев против самодержавия. Теперь о том, что в России свирепствует монархия, знали не только либералы, но и все, кто читал европейские газеты, которые опубликовали обращение Исполнительного Комитета русской революционной партии к французскому народу: «Мы обращаемся ко всей Франции с полной надеждой, что она не допустит свое правительство до подобного шага. Единственная политика, достойная великого народа, требует, чтобы вы другим желали того, что и самим себе».

Фридрих Энгельс объяснял Европе, что такое имперское самодержавие: «Агенты правительства творят там невероятные жестокости. Против таких кровожадных зверей нужно защищаться как только возможно, с помощью пороха и пуль. Политическое убийство в России единственное средство, которым располагают умные, смелые и уважающие себя люди для защиты против агентов неслыханно деспотического режима». Виктор Гюго в газетах опубликовал открытое письмо французским властям: «Вы не выдадите этого человека!» В защиту Гартмана выступали известные общественные деятели, журналисты, политики, и монархической России революционера-террориста не выдали. В Европе заговорили о звонкой пощечине царскому произвольному режиму от мирового общественного мнения.

«Народная воля» решила создать в Европе постоянное представительство. Исполнительный Комитет писал Карлу Марксу: «В царстве византийского мрака и азиатского произвола любое движение общественной мысли – синоним революционного движения. Наша задача была бы значительно облегчена, будь за нас серьезное сочувствие общественного мнения свободных стран, для чего требуется лишь знание истинного положения дела в России». Маркс переслал Исполнительному Комитету свою фотографию с дарственной надписью. Многие русские эмигранты читали лекции в европейских университетах о внутренней политике имперского самодержавия, успешно дискредитировавшего прежде всего себя, и со своими выступлениями объезжали десятки городов Европы и США. Представители «Народной воли» передавали европейским газетам и журналам материалы о всегда закрытой России, которые активно печатались. Народовольцы в Европе распространяли прокламации и брошюры, разоблачали лживые и провокативные статьи, публикуемые заграничными агентами Третьего отделения. Внимание к небывалой дуэли «Народной воли» с Александром II в Европе стало всеобщим. Уже в начале 1880 года и в России и за границей стало широко известно имя агента Исполнительного Комитета Степана Халтурина, взорвавшего Зимний дворец, главную резиденцию императора всероссийского.

Степан Халтурин

Двадцатичетырехлетний вятский государственный крестьянин Степан Халтурин после окончания земского училища приехал в Петербург, работал в мастерских, на заводах, занимался самообразованием в рабочих кружках. Он стал пропагандистом и агитатором, в 1877 перешел на нелегальное положение и вместе с рабочим В. Обнорским создал быстро разрастающий «Северный союз русских рабочих». Двести членов союза участвовали в стачках, рассказывали товарищам, почему с них берут деньги за то, за что можно и нельзя. Халтурин был абсолютно уверен, что быстро увеличивавшееся рабочее движение сыграет главную роль в борьбе за социальное равенство в империи.

В конце 1879 года Исполнительный Комитет предупредил Степана Халтурина о ближайшем разгроме его рабочего «Союза» и его аресте следующей же ночью. Пораженный Халтурин с ужасом и отвращением читал переданные ему Михайловым копии донесений провокаторов о его деятельности: «Агентура доносит, что рабочие Путиловского завода Шкалов, Форсман, Оленев, Гроссман, Архипов, Корсиков, какой-то токарь Александр расходятся по другим мастерским для распространения там пропаганды. В портерной лавке на реке Пряжке у Бердова моста рабочий завода Берда Илларион Редкин почти ежедневно в обществе многих рабочих поет песни и стихи, не разрешенные правительством и направленные против Особ Императорской Фамилии. В портерных около Коломны партиями собираются рабочие и обсуждают разные вопросы, касающиеся социализма».