– До того как у вас начались неприятности, мистер Браун.

– Вы тогда были очень молоды, мой друг, – слегка улыбнулся Браун.

– Я старше, чем выгляжу. Дело в том, мистер Браун, что я оказался на мели, и подумал, что вы не откажетесь помочь старому другу, для которого настали тяжелые времена, если так можно выразиться…

– Не сомневайтесь, помогу, если окажется, что вы говорите правду. Но только, знаете что? Я вам не верю. У меня превосходная память на лица, и я никогда не забываю друзей. Где мы встречались?

Гость бросил наугад:

– Кимберли. – Ему было известно, что Кимберли – центр алмазодобывающей промышленности.

– Я бывал в Кимберли, – сказал Браун, – но любой, кто занимается алмазами, рано или поздно хотя бы раз бывал там. Вы, разумеется, помните, как меня тогда звали?

Посетитель снова не растерялся:

– Помню, – уверенно сказал он, – но ничто не заставит меня произнести это имя. Если джентльмен хочет, чтобы его называли мистером Брауном – меня вполне устраивает мистер Браун. Дело в том, что… – тут его осенило, – я отбывал срок в одно время с вами.

– Друзья по заключению, значит? – хмыкнул Браун и опустил руку в карман. – Я вас не помню.

На столе перед ним лежало письмо, которое старик только что закончил писать. Гость увидел размашистую подпись, но лист лежал от него слишком далеко, чтобы ее можно было разобрать.

Старик вынул бумажник и положил на стол банковский билет.

– Надеюсь, в следующий раз вам больше повезет, – сказал он.

Человечек взял купюру, свернул ее в шарик и прямо на глазах своего благодетеля швырнул ее в камин, который находился у того за спиной. Мистер Браун изумленно обернулся, и этой секунды хватило на то, чтобы его подпись была прочитана.

– Ваши деньги мне не нужны, – сказал маленький человек. – Вы решили, что я явился сюда за подачкой… Торрингтон?

Дэниел Торрингтон пристально посмотрел на гостя.

– Значит, вам известно мое имя. Поднимите деньги и не будьте дураком. Что вам может быть нужно от меня, если не деньги?

– Просто хотел повидаться, – буркнул гость, но все-таки поднял скомканную бумажку, которую намеренно метнул так, чтобы она не попала в огонь.

Торрингтон проводил его и закрыл за ним дверь. Потом вернулся к столу, пытаясь вспомнить лицо этого человека. Никто в тюрьме не знал его под фамилией Торрингтон.

Тут его взгляд упал на письмо, и он все понял. Что ему было нужно? С какой целью он приходил? Торрингтон никогда не слышал о наводчиках и их дерзких методах работы, не знал, на какой риск ради наживы готовы пойти эти информаторы преступного мира. Добытыми ими сведениями пользовались другие люди.

Побывав в доме Маршалта, Мартин вернулся домой и внешне был совершенно невозмутим. Дора не спустилась встретить его, и он не захотел обедать в одиночку. Его дожидалось полдюжины писем, но он не стал даже просматривать их, пока не переоделся и не сел отдыхать. Мартин, не особенно утруждаясь, пытался написать на одно из них ответ, когда в комнату вошла Дора. Она была в легком халате. Едва взглянув на нее, Мартин понял, что она плохо спала: под красивыми глазами – тени, в уголках – сеточка морщинок, которых до этого он никогда не замечал.

Он приветствовал ее простым «Доброе утро!» и попытался сосредоточиться на письме. Наконец он отложил ручку.

– Дора… Чем ты занималась до того, как мы встретились?

– Что ты имеешь в виду? Я была актрисой.

– А какие роли ты исполняла?.. Как вообще ты попала в театр? Я никогда об этом раньше не спрашивал, дорогая.

Она снова взялась за газету, рассчитывая, что он повторит вопрос, но, когда этого не случилось, сказала:

– Начинала я с разъездным театром Марша и Бигнэлла. Пела в хоре. Потом Марш разорился и бросил нас. Я побывала и примой, и бутафором! Я в электричестве разбираюсь лучше, чем большинство механиков… – Неожиданно она замолчала. – Перепробовала все, – подытожила она и потом добавила: – А почему ты заговорил об этом?

– Просто мне стало интересно, – ответил он. – Странно, но я всегда думал о тебе только как о…

– Пиявке? Когда ты встретил меня, я уже была довольно известной актрисой. Не столичной, конечно.

– Где ты познакомилась с Маршалтом?

Она снова уткнулась в газету. Но через какое-то время заговорила сама.

– Здесь, в Лондоне. Я бы полжизни отдала, чтобы этого никогда не случилось.

Эта тема была для него так же мучительна, как и для нее.

– Дора, ты любишь его?

Она покачала головой.

– Я ненавижу его! Ненавижу! – воскликнула она так горячо, что он вздрогнул. – Ты думаешь… наши с ним отношения что-то значат?

Он откинулся на спинку кресла, глядя на нее из-под черных как смоль ресниц.

– Ты ведь не думаешь, что он умер?

Если бы даже Дора ничего не сказала, по тому, как быстро и раздраженно она повела рукой, он бы догадался, какого ожидать ответа.

– Не знаю. Я этого не чувствую, и мне это безразлично.

Она говорила искренне, Мартин в этом не сомневался.