Шрифт:
— Подожди.
Все оглянулись. Говорила ученая дама, с которой советовалась Белая Госпожа минуту назад.
— Простите меня, госпожа, но я знала отца этого мальчика. С вашего позволения я бы задала ему несколько вопросов.
Лорд-маг кивком выразила свое согласие. Генерал Зан выглядел глубоко разочарованным.
— Скажи мне, Даварус Коул, что ты помнишь о своем отце? — Она выглядела совершенно обычной женщиной, но в ней чувствовалась какая-то спокойная сила, которая вызывала уважение.
— Я знаю, что он был великим человеком, — гордо ответил Коул. Гарретт мало говорил о его отце, возможно, стыдясь того, что ему никогда не удавалось выйти из его тени. — Он погиб, сражаясь с тремя Манипуляторами. Перед смертью он отдал мне свой магический кинжал, Проклятие Мага. Это был его прощальный подарок. Однажды я использую кинжал, чтобы отомстить за его смерть.
Совершенно неожиданно он вспомнил зеленый кристалл кварца, который подарил ему Гарретт, когда он присоединился к Осколкам. Коул сам отказался от этого дара, швырнул кристалл в огонь в приступе гнева. Сейчас он пожалел об этом. Гарретт не столь великий человек, как его отец, но он делал все, что мог.
На его глаза наворачивались слезы. Смущение боролось с печалью. Возможно, он был несправедлив к старому купцу. Коула охватил внезапный порыв вернуться в Сонливию и вновь наладить их отношения.
— А твоя мать? — продолжила женщина, прервав мгновение его слабости. «Держись, — подумал Коул. — Герои не плачут».
— Она умерла, произведя меня на свет.
София была единственным ребенком успешного кораблестроителя. Она и его будущий отец встретились совсем молодыми. По смерти София оставила мужу большое имение, которое унаследовала от своего богатого отца. Иллариус и юный Даварус Коул жили в нем одни, не считая служанки, помогавшей растить мальчика во время частых отъездов отца. Он никогда точно не знал, чем отец зарабатывал на жизнь. До самой его смерти.
— А что случилось с этим заколдованным кинжалом? — спросила советница лорда-мага. В ее голосе слышалось некоторое волнение. Волнение и… страх?
— С Проклятием Мага? У меня, э-э, его сейчас нет.
— Где же он?
— Старый горец украл его. — Признание причинило ему острую боль. Еще раз он проклял Бродара Кейна. «Настырный старый дурень. Мне даже не нужна была твоя помощь».
— Где этот горец?
— Единственное, что я знаю, — он направлялся в Стенающий Разлом, в одном дне езды от Сонливии.
Белая Госпожа раздраженно вмешалась:
— Ты закончила, Брианна?
Советница выглядела задумчивой.
— Госпожа, этот мальчик — наследник оружия, которое является проклятием для таких, как мы. Мне следовало это знать. Я едва унесла ноги из Сонливии. Скажи мне, Даварус Коул, а приходилось ли тебе когда-нибудь испробовать Проклятие Мага против обладающего магией?
Коул не понимал, куда все это идет, но думал, что лучше продолжать говорить — особенно с учетом того, что на него злобно пялится генерал Зан.
— Нет, — сказал он в ответ женщине. — В Сонливии нет живых магов, кроме Салазара. И я планирую когда-нибудь его убить.
Брианна кивнула и повернулась к Белой Госпоже.
— Я бы поговорила с вами наедине, госпожа. Этот мальчик может оказаться нам очень полезен.
Коул затаил дыхание, пока лорд-маг обдумывала просьбу советницы.
— Хорошо, — сказала она наконец. — Возьми его в Звездную башню. Я пошлю за ним, когда его судьба будет решена.
Трехпалый снова изрыгнул проклятие. Белая Госпожа бросила на него злой взгляд, в ее чарующих лиловых глазах явственно читалось отвращение.
— Уберите отсюда эту шваль и заключите под стражу неподалеку от мальчишки. Он злоупотребил правом сильного и теперь должен понести наказание за свои преступления.
— Тебе следовало позволить мне разобраться с ним, — проворчал сумнианский генерал, когда служительницы Белой Госпожи окружили Коула и Трехпалого. — Посмотреть бы, как ему понравится копье в заднице. — Он опустил руку на изрядно выступающее под кожаной юбкой мужское достоинство, и в его взгляде сверкнуло нечто вроде предвкушения удовольствия. — Или мой член.
От этой мысли Коула снова затошнило.
ПОРОСЯЧЬИ ВРАТА
Шлеп.
Бродар Кейн поднял ногу в сапоге и снова опустил. Почувствовал, как она погрузилась в грязь. Его кожа горела, а тело дрожало так, словно вот-вот застрянет, но они почти добрались. Одна нога, другая. Одна нога, другая. Одна нога…
Саша взвизгнула, когда он наткнулся на нее, и оба чуть не свалились в грязь. Он удержал равновесие, но из-за этого усилия разошлись некоторые швы. Рана на животе взорвалась адской болью.