Так было и на этот раз: расположенная в дебрях Черной Африки небольшая церквушка просто-таки излучала флюиды радости. Почтенный черный кюре, которого мама назвала Дино, встречал всех под просторной аркой входа, каждому, как самому родному человеку, душевно улыбаясь, пожимая руки и желая великого счастья.

Когда мы припарковались неподалеку от центрального входа в церковь и подтянулись к кюре, он как раз приветствовал симпатичную пару: стопроцентно белого, несмотря на щедрый загар, парня и его чернокожую симпатичную подругу в окружении трех шоколадных деток от шести лет и младше.

– Вот, кстати, с кем тебе наверняка будет интересно познакомиться, – кивнула в их направлении мама. – Паскаль Клебо – франкофон, если не ошибаюсь, родом из Франции…

– Ты ошибаешься, – мирно подхватив маму под руку, промурчал Томас. – Паскаль родом из Швейцарии, из города Ношатель, в честь которого и назвал свою гостиницу. А его подруга, с которой он никак не узаконит отношения кстати сказать, племянница кюре, который особенно наседает на папу троих детей, призывая вступить в законный брак с Нелли…

Тут Томас подмигнул мне.

– Ты, наверное, уже заметил популярность здесь европейских имен? Так оно и есть: редко кто по примеру покойного Нгала с гордостью носит свое исконное имя, все предпочитают быть Джимми, Питерами, Джонами, Кэтти или вот, как в данном случае, Нелли.

Тут кюре, проводив черно-белое семейство под своды храмы, развернулся к нам, улыбнувшись широко и радостно – на его стопроцентно черном блестящем лице тридцать два зуба казались ослепительно-белыми.

– Приветствую вас, Маргарита и Томас – еще одна несознательная пара, которой давно пора узаконить свои отношения пред лицом Божьим…

Тут он с любопытством взглянул на меня и даже указал пальцем:

– А это?..

– Этой мой сын Ален, – улыбнулась мама, похлопав меня по плечу. – Приехал специально из России, чтобы встретить вместе с нами Рождество.

– Это прекрасно, и я очень рад за вас, Маргарита! – кивнул головой кюре. – Добро пожаловать, дорогой Ален! Мы счастливы, что сегодня вы вместе с нами. Прошу пройти в зал и стать участником праздничной службы!

За нами уже смеялись и болтали следующие посетители, поэтому мы шагнули под каменные своды, где торжественно звучал орган, создавая приподнятое настроение великого празднества.

Я подумал, что Рождество – один из самых сказочных праздников: волшебная история о чудесном рождении, о подношении волхвов, о дивных предсказаниях и великих чудесах. Наверное, потому все мы с детства ждем именно его – в надежде на чудо лично для нас. И чудо, как правило, всегда является законной частью Рождества, оттого и крошечный храм Аруши был заполнен взволнованными, улыбающимися людьми, среди которых я мимолетно отметил своих знакомцев – Джуди с Питером в сопровождении великолепного Рольфа.

Мой визит в храм также ознаменовался своего рода мини-чудом. Едва я, следуя за мамой и Томми, ступил под священные своды, как услышал пронзительный голос, знакомый до слез, донесшийся откуда-то с левой стороны ряда скамеек, уже почти заполненных народом:

– Маму твою, ты можешь объяснить мне, что я опять не так сделал? Машка, клянусь: ты доведешь меня до инфаркта…

Согласитесь, услышать русскую речь, да еще с упоминанием мамы, в храме Черного континента, где за неполные сутки пребывания я уже, кажется, начал думать на английском языке, – это ли не чудо? Особенно учитывая, что я без малейшей заминки узнал голос, тут же отыскав взглядом среди добрых христиан его экзотического владельца.

Прошу любить и жаловать: черный как уголь блондин Леня Куятэ – мой бывший однокурсник по журфаку МГУ, коренной москвич, чья мама в годы юности беспечной согрешила со студентом из Бенина, который если что и оставил в наследство сыну, то лишь гордую фамилию Куятэ, практически сразу же сбежав из холодной России на свою жаркую родину.

К чести Лени, он никогда не тосковал по папочке и не страдал комплексами из-за своей «чрезвычайной загорелости» (именно так он сам называл свою масть), по собственной прихоти регулярно осветляя свои чрезвычайно кучерявые волосы. Парень легко, играючи постигал знания, с первых дней учебы на журфаке ориентируясь на спортивную журналистику, так как с самого нежного детства был рьяным поклонником футбола в частности и спорта в целом.

Стоит отметить, что отличительной особенностью Лени было весьма активное использование ненормативной лексики; как однажды пояснил мне он сам, ответственность за это стопроцентно лежала на его московской бабушке, матерившейся всю свою сознательную жизнь и восторженно умилявшейся каждому матерному слову из уст своего черненького внука-малыша. Вот почему однокурсники Лени называли его просто по фамилии, заменяя первую букву «к» на «х», что придавало имени нецензурный оттенок. Надо ли говорить, что Леня был в восторге от такого варианта?