Без сомнения, дельфин ее дефлорировал.

Когда я делился этим с Алисой, она фыркала, – я словно видел, как быстро, незаметно для глаза, сжимается и разжимается дыхательное отверстие где-то у нее на груди, ощущал облачко пара, образованного соленой водой моря и дыханием, – и грубила мне. Словно ученица ПТУ, по залету вышедшая замуж за профессорского сынка и шокирующая его семью нелепо брякнутыми за столом «рак передается касанием», «отец сейчас в вытрезвителе» или «никогда не могла понять, что толку в этих педерастах-балерунах». Такова была Алиса. Переменчивая, словно Океан. В один день она могла проявить чудеса понимания и отправиться со мной на свинг-вечеринку, чтобы отсосать у 10 незнакомых мужчин подряд. В другой – краснела и смущалась, когда я пытался заняться с ней любовью, стянув бюстгальтер. Это при том, что грудей своих – пусть и небольших, но красивой, округлой формы, – она никогда не стеснялась. Иногда Алиса вела себя как рабыня, и чуть ли не на коленях передо мной ползала. Да еще и в присутствии посторонних. В такие дни у меня слезы на глазах выступали – так я был счастлив. В другие же дни она накидывалась на меня, когда я ронял что-то невинное, вроде свободы художника и преимущества его в сравнении с другими людьми. Сейчас-то я понимаю, что она отчаянно билась за свою свободу.

Ее вообще любой мой намек на мое превосходство выводил из себя.

Что это ты о себе воображаешь,злилась тогда она.

Знаешь, эти фокусы лучше приберечь для других дурочек,говорила она.

Я, как неопытный водитель, едва заехавший на горку, сдавал назад. Другого рецепта не существовало. Это всегда был наилучший способ. Единственный случай в мире, когда нехитрое правило нехитрой психологии для обывателей из книги «советы дейла карнеги» – я не уверен, что там имя, а что фамилия, – давало результат. Приводило к успеху.

Я выиграл у Алисы сто пятнадцать войн, не ввязавшись ни в одну из них.

С ней я познал смирение владыки мира, вышедшего в отставку. Властелина империи, добровольно отказавшегося от власти и поселившегося в деревне. Если бы у меня были грядки, я бы растил на них капусту. Алису бы это раздражало, впрочем. Ее бы все что угодно раздражало. По природе своей она была росянка. Я был второй ее муж. Первого она переварила, не оставив и шелухи.

Я оказался слишком крупной добычей.

Это ее бесило. Она содрогалась последние годы нашего брака, как растение, которое безуспешно пытается сомкнуть круг липких листьев вокруг птицы, слишком крупной. Моя жена вовсе не была дурой. Она прекрасно видела, что эта птица чересчур велика для ее ловушки, что там – место комаров. Но росянка смыкает ловушку, даже если вы просто потрогаете ее пальцами. Это инстинкт. А он сильнее разума. Так что моя жена, понимая, что ей меня не одолеть, все равно пыталась меня пожрать.

Нужно ли говорить, что…

***

Иногда я открываю ее профайл в соцсетях и смотрю на фотографии, как агент из фильма «Люди в черном» – на девушку, которую вынужден был оставить ради спасения Земли. Агент Джей навсегда потерявший свою девушку. Ради Земли.

И думаю: ну ладно, он, у него были причины. А я?

Как получилось, что я потерял ее.

Я даже не пытаюсь ответить на этот вопрос. Меня разорвало пополам, что мне толку – знать, как именно это случилось. Я просто повторяю себе этот вопрос, заполняя пустоту. Тишину. Как случилось, что я потерял ее, как случилось, что я потерял ее, как случилось, что… Эта женщина – любовь всей моей жизни. Я потерял ее навсегда.

Я рассчитывал на спокойную старость.

В том смысле, что я не рассчитывал влюбиться в другую женщину. Просто мне казалось, что я смогу спокойно с этим жить. Легкая, маленькая боль. Достойное страдание. Светлая и грустная история, которую я расскажу внукам, когда они подрастут настолько, что хотя бы Поймут. Благородная тайна, храня которую, я замечу седину на висках. Увы. Мои дети еще не выросли, а я уже сломался.

Иногда мне кажется, что если бы я мог наблюдать за ней – издалека – то мне было бы легче.

Но это, конечно, самообман. Если бы я мог. Если бы у меня была камера – космическая специальная – как у агента Джея. Я бы непременно повесил спутник с такой маленькой камерой над ее домом. Там, где она сейчас живет. Где бы она не была.

Наверняка ведь у Алисы есть все, что ей положено и ей выстрадано: дом, лоза, маленький ручей за оградой.

Я бы не вмешивался, а просто радовался, глядя иногда на то, как она выходит во двор и смотрит в небо. Даже не ревновал бы, когда из дому выходил мужчина с волевым лицом, – конечно, волевым, ему ведь, в отличие от меня, должно хватить смелости остаться с ней, – и обнимал ее за плечи. И они смотрели бы в небо вместе. Я бы просто старался не смотреть на него. А только на нее. Я бы видел, как на ее лице появляются морщинки. Конечно, потом я бы привык, но первые несколько особенно умилили бы меня. Я бы смотрел на то, как она сама обхватывает себя за плечи, на ее свитера с горлом. Я бы угадывал под ними ее грудь, прекрасную, и мне было бы все равно, что она ссыхается со временем. Я бы все равно волновался, глядя на нее. Я бы радовался за ее детей и мне было бы грустно, если бы я видел в ее глазах грусть.

Посмотрев, я бы отключал камеру и снова нырял в безвоздушное пространство.

Свою жизнь.

Я написал три начала книги о себе и ней. Дал себе слово выбрать лучшее. Они все хороши. И все они не имеют никакого значения. Потому что я потерял ее и никакая книга мне этого не заменит. Не восполнит пустоты, которая образовалась, когда Алиса рассталась со мной. Как Луна, оторвавшаяся от Земли, она покинула меня навсегда. Во мне осталась лишь это болезненное нытье по ночам, боль в суставах, и тяга, тяга к ночному небу, из которого сияет мне она. Моя кровь приливает в полнолуние, и тянет меня к частице меня – к тебе, Алиса. Я понимаю, что это навсегда. Я знаю, что мы встретимся. Но я знаю еще, что мы встретимся лишь в результате катастрофы. Краха и конца моей жизни. Но я никогда не смогу забыть о тебе, потому что ты была часть меня и вырвала часть меня. Теперь я – неполноценный. Это совсем не то, что дети. Дети это не потеря. Они – что-то новое, ком космической пыли, собравшейся вокруг семечка Большого Взрыва, с появившейся на поверхности водой, землей и цивилизацией. Дети ничего не забирают, они лишь приумножают.