Шрифт:
После этого случая А. Е. Деревенько было отказано в прибытии в Тобольск, а его место с 10 августа 1917 года занял К. Г. Нагорный, которому теперь было назначено жалованье в 1200 рублей в год.
Находясь в тобольской ссылке, Наследник Цесаревич также не забывал лишний раз отметить в дневнике своего верного слугу, давно ставшего для него одним из самых близких людей.
Так 4 января 1918 года он писал:
«У меня ещё больше прыщей (краснуха). Утром играл в шашки с Нагорным. Мари тоже заболела. Она вся покрыта прыщами. Все солдаты сняли погоны по приказу, а Папа и я – нет». [505]
505
Чернова О. В. Верные. О тех, кто не предал Царственных Мучеников, стр. 260, 261.
В Тобольске К. Г. Нагорный выполнял все прежние, возложенные на него обязанности, а также некоторые «секретные» поручения теперь уже просто Алексея Николаевича Романова и его друга Коли – сына доктора В. Н. Деревенко. Затеяв детскую игру, мальчики обменивались письмами и записками. Так, забавы ради, экс-Наследник Цесаревич подписывался в них своим именем, но только наоборот – Йескела. Одно из таких писем от Коли Деревенко, проживавшего с семьёй на частной квартире, должен был пронести в Дом «Свободы» К. Г. Нагорный, имевший в то время доступ в город. Возвратившись назад, он с удивлением заметил, что ранее охранявшие Царскую Семью стрелки Сводного Гвардейского Отряда были заменены на красногвардейцев. Но было уже поздно. Верного слугу обыскали и нашли упомянутое письмо, после чего из детской забавы раздули «контрреволюционный заговор».
Вспоминая об этом эпизоде у следователя Н. А. Соколова, Полковник Е. С. Кобылинский пояснял:
«Когда этот Родионов появился у нас, он производил обыск у Нагорного, когда тот пришёл из города. Он нашёл у него письмо от сына доктора Деревенко к Алексею Николаевичу и сказал об этом Хохрякову: “Вот тип! Говорит, что у него ничего нет, а у самого письмо!” И, обращаясь ко мне, добавил: “А при Вас, наверно, и не то проносили”. Хохряков обрадовался: “А! Давно я точу зуб на эту сволочь! Осрамил нас!” Это говорил матрос Хохряков про матроса Нагорного. Иначе и быть не могло: один – “краса и гордость русской революции”, а другой – преданный Семье человек, глубоко любивший Алексея Николаевича и им любимый. За это он и погиб: осрамил красу и гордость русской революции. За этот же “срам”, конечно, погиб и Седнев, также матрос и также преданный Семье человек». [506]
506
Протокол допроса Е. С. Кобылинского от 6–10 апреля 1919 года Судебным Следователем по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н. А. Соколовым. Опубл.: Гибель Царской Семьи. Материалы следствия по делу об убийстве Царской семьи (Август 1918 – февраль 1920), стр. 306, 307.
Надо отметить, что эта мысль, высказанная однажды Е. С. Кобылинским, стала некоей догмой для ряда авторов, описывающих жизненный путь И. Д. Седнева и К. Г. Нагорного. Принято также считать, что именно П. Д. Хохряков настоял на расстреле этих бывших моряков. Однако это было не совсем так. И вот почему.
Группа заложников из 20 человек, о которой упоминалось в главе, посвящённой И. Д. Седневу (см. Часть I), накануне уничтожения была передана уральскими чекистами П. Д. Хохрякову, о чём, кстати сказать, Г. П. Никулин поведал во время беседы, записанной в Радиокомитете в 1964 году. Принимая арестантов у Григория Никулина, Павел Хохряков даже выдал ему расписку в том, что таковые приняты им для… «отправки в поля Елисеевские», что на чекистском жаргоне тех лет означало физическую ликвидацию. (Написав расписку в «юмористическом стиле», бывший кочегар, видимо, решил «блеснуть» собственным остроумием.) Поначалу предполагалось, что эта группа заложников в полном составе должна отправиться по маршруту Екатеринбург – Тобольск, и что в пути следования она будет охраняться хохряковским отрядом, численностью около трёхсот человек, названным для устрашения «Отрядом карательной экспедиции тобольского направления». Но из-за побега П. Чистосердова планы решили поменять, для чего, прихватив с собой лишь арестованного ранее епископа Тобольского Гермогена вместе с несколькими офицерами, всех остальных, во избежание повтора подобного прецедента, попросту расстреляли недалеко от городской свалки…
Но это будет немногим позднее, а тогда, 7/20 мая 1918 года, К. Г. Нагорный сопровождал больного Алексея Николаевича в его последнем в жизни путешествии.
Не желая терпеть грубость и хамство со стороны лиц охраны и лично самого Николая Родионова, Клементий Нагорный однажды даже пообещал последнему его избить, если он хотя бы ещё раз допустит оскорбительную непочтительность к бывшему Наследнику Цесаревичу.
Негодовал он также против тюремщиков и в том случае, когда Родионов запер их вместе с Алексеем Николаевичем в каюте, откуда они некоторое время не имели возмож-ности даже выйти в туалет!
По прибытии в Екатеринбург Клементий Нагорный поначалу пытался помочь нести багаж Великих Княжон, видя с каким трудом несёт свой чемодан под моросящим дождём Татьяна Николаевна. Но едва он подхватил чемодан Княжны, как его тотчас же оттолкнули. А он, не сдержавшись, нагрубил.
Давая показания Н. А. Соколову, няня Августейших Детей А. А. Теглева вспоминала:
«Нагорный держал себя смело и свою будущую судьбу предсказал себе сам. Когда мы приехали в Екатеринбург, он мне говорил: “Меня они, наверное, убьют. Вы посмотрите, рожи-то, рожи-то у них какие! У одного Родионова чего стоит! Ну, пусть убивают, а всё-таки я им, хоть одному-двоим, а наколочу морды сам!”». [507]
507
Протокол допроса А. А. Теглевой от 5–6 июля 1919 года Судебным Следователем по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н. А. Соколовым. Опубл.: Российский Архив. История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX в.в. Том VIII. Н. А. Соколов. Предварительное Следствие 1919–1922 г.г., стр. 129.
В дом Ипатьева К. Г. Нагорный попал лишь на следующий день, то есть 24 мая, причём препроводил его туда непосредственно комиссар Н. Родионов.
Будучи допрошенным Комендантом Дома Особого Назначения А. Д. Авдеевым, К. Г. Нагорный заявил, что имеет при себе наличные деньги, однако не указал той суммы, которой располагал в действительности, в связи с чем в «Книги записей дежурств Членов Отряда особого назначения по охране Николая II» была сделана соответствующая запись:
« 24 Мая
Нагорный Клементий Григорьев в Доме особого назначения при бывш[ем] царе Николае Романове, служащий при Алексее Никол[аевиче], 32 год[а], имеет при себе деньги четыреста восемьдесят девять (489) руб.». [508]
508
ГА РФ. Ф. 601, оп. 2, д. 24. Опубл.: Алексеев В. В. Гибель царской семьи. Екатеринбург, «Банк культурной информации», 1993, стр. 88.
После проведённого личного обыска и уверения в том, что он – Клементий Нагорный – готов считать себя «на равном состоянии» с находящейся под арестом Царской Семьёй, он подписал текст заранее составленной расписки следующего содержания:
Я нижеподписавшийся гражд. [анин] Нагорный Клементий Григорьев Кiевской губ. [ернии] Свирского уезда Антоновской волости Села Пустоварова даю настоящюю расписку в том что желая преданно служить при бывшем царе Николае Романове обязуюсь подчинятся и выполнять все распоряжения Уральского Областного Совета исходящiя от Коменданта дома и считать себя на равном состоянiи как и остальная Семья Романовых.
К. Нагорный 24 май 1918 [509]509
Там же, д. 38.