– Мышей ловят коты и ястребы. Если это не забытый мною анахронизм, конечно. Врачей на Земле нет, господа.

Устинов развернулся и спокойно пошел обратно к машине. Он и так задержался. Его безупречно естественная репутация может оказаться под угрозой, что недопустимо.

– Мужик! Ты что это… как тебя там… Устинов! И ты вот так спокойно уйдешь от потерпевших крушение во время пересечения гиперпространства землян-инопланетян?

– Хотите, поедем со мной. У нас даже приветствуется приводить с собой знакомых на празднование естественного рождения. Мы уже знакомы, так что приглашаю. Решайте сразу, у вас две минуты. Или же я вернусь сюда в десять вечера, и мы разберемся в вашей ситуации вместе.

Ключников даже восхитился хладнокровием этого странного Устинова.

– Степан, идем. Семен, остаешься с Егором. – И, повернувшись к Устинову: – Мы мухой, только передатчики возьмем.

– Я жду вас в машине.

Павел легкой спортивной походкой направился к шоссе.

– Он ждет нас в машине! Андреич, мы или умерли, или слишком сильно ударились об это все… – Иванников махнул рукой в сторону бесконечно-безупречного пейзажа. – Все это как-то слишком ненормально. Неестественно. Так не бывает, в общем. Земля. Атмосфера. Ровный, как мраморный подоконник, инопланетянин, который не смеется, не плачет и не лечится. Точнее – не удивляется, не радуется, не боится и не задает вопросов. С бухты-барахты приглашает на какое-то диковинное празднование. Чего он там говорил? Естественного рождения? Это обряд инициации или что?

– Откуда я знаю? Может, самообладание у человека невероятное.

– У человека ли? – с сомнением произнес Иванников.

– Степ, мы можем сколько угодно размышлять на эту тему, но так ничего и не узнаем, пока не пойдем за ним. Это как-никак другая планета. Групповых осмысленных галлюцинаций не бывает. В принципе. В том принципе, который на нашей Земле. А Устинову и лечиться-то не у кого. На этой Земле врачей нет, как мы все вместе слышали на самом обыкновенном русском языке. Пошли, друг мой. У нас два пути – сотрясать атмосферу этой Земли догадками или действовать. Второй – эффективнее. Для получения разгадок. Елизаров, чини аппарат. Лови радиосигнал. Смотри за Звягинцевым. Действуй по ситуации.

– Павел Алексеевич, а почему вы не удивляетесь? – Иванников, устроившийся на заднем сиденье из натуральной тонко выделанной кожи, был неугомонен. – Инопланетяне прилетели. До чертей собачьих на вас похожие. Пару миллионов световых лет миновали на каком-то корыте, а вам – хоть бы хны. Ни спасателей, ни пожарной команды, ни спецназа, ни секретных служб каких. Карантин, может, стоило бы объявить? Может, вы от нас залетите? Ну, в смысле, с нами к вам прилетел вирус термоядерной ветрянки, и вы все вымрете, как марсиане.

Ключников чувствительно пнул товарища.

– Не залетим, – ровно ответил Устинов, и на его лице, отразившемся в зеркале заднего вида, Ключников впервые отметил некое подобие улыбки. Вернее, горькой кривой усмешки.

Машина Устинова легко скользила по идеальному дорожному покрытию. Если бы не эта идеальность и не то обстоятельство, что улицы слишком знакомого им обоим своими очертаниями города были пусты, командир и бортинженер могли бы решить, что они на Земле. На своей Земле.

– Здравствуйте, Павел Алексеевич! – Дверь открыл Смирнов. – Вы как раз вовремя.

– Саша, я не один, а со знакомыми. Ключников Сергей Андреевич и Иванников Степан Николаевич.

Мужчины обменялись сдержанными рукопожатиями.

– Проходите в гостиную.

Земляне с интересом осматривались. Хотя интересоваться, честно говоря, было особо нечем. Привычная обстановка. Ну, разве что, на первый взгляд, синтетические материалы полностью отсутствовали. Да мало ли у кого как крыша едет. Сейчас даже ночным горшком из горного хрусталя никого не удивишь. Но все равно что-то было не так.

– Руки-то он нам пожал, но ни кто такие, ни «дорогие гости» или там «Пашины друзья – мои друзья!» не сказал, – шепнул Иванников.

– Если ты думаешь, что твоя наблюдательность наблюдательнее моей, то сильно ошибаешься. Просто заткнись! – прошипел командир.

– Это юмор?

Сергей вздрогнул.

– Просто у меня отличный слух, – пояснил Устинов. – Вот то, что вы сказали про вашу наблюдательность, которая не менее наблюдательна, чем наблюдательность господина Иванникова, – это юмор?

– Скорее тавтология. Жалкая попытка иронии. Где-то так.

– Я что-то такое смутно припоминаю… Юмор. Ирония. Жалость.

Друзья промолчали.

– Разберемся, – сказал Устинов. – Пойдемте. Не принято заставлять ждать. Тем более наступает самый ответственный момент празднования естественного рождения. Сейчас мы все будем пить естественный ритуальный напиток. И не перешептывайтесь, пожалуйста. Я все слышу, и мне отчего-то неловко. Что для меня крайне противоестественно. У меня несанкционированно учащается сердцебиение вне специально разработанной для меня физической нагрузки. – Внимательный взгляд смог бы уловить легкий бриз растерянности на его лице.