Неужели он опоздал? Неужели она умерла дорогой, когда он предпринял последнюю попытку спасти ее?

Он приложил ухо к ее губам и замер. Кажется, она еще дышит.

В свое время он исходил этот город, что называется, вдоль и поперек, поэтому хорошо помнил дорогу к рынку, несмотря на то, что не был здесь больше года. Узкими улочками и темными переулками, где меньше всего была вероятность наткнуться на сторожа или полицейского, он добрался до рынка, тихо и осторожно прокрался к дому, перед дверью которого стояла скамейка. На нее он и уложил несчастную Лили. Еще раз с трогательным беспокойством заглянул в ее бледное лицо, затем подошел к двери. Только сейчас он заметил небольшую вывеску с именем доктора и ручку звонка.

Прочитав фамилию и убедившись, что он попал, куда следовало, старый Вит сильно позвонил, затем проворно отскочил от двери и быстро скрылся в ночной тьме.

XI. ПРИГОВОР

За несколько дней до описываемых нами событий в городе начался судебный процесс по поводу совершенного в Варбурге убийства.

Губерта посадили в одну из тюремных камер, помещавшихся в боковом крыле большого здания суда. Отсюда его каждый раз водили через двор в зал судебных заседаний.

Вначале происходил обстоятельный допрос свидетелей. Вызваны были все, кто мог дать хоть малейшие показания по этому делу. Но никто из них не сообщил суду ничего нового.

Подозрение в совершении преступления лежало на одном Губерте, и свидетели прямо или косвенно лишь подтверждали это.

Вызваны были также старая мать и полуслепая сестра подсудимого. Они были настолько убиты горем, что едва могли говорить.

Председатель вынужден был вначале дать им время успокоиться и лишь после этого приступить к опросу. Публика в зале была растрогана и полна сочувствия к несчастным женщинам.

Однако их показания тоже не смогли отвести от Губерта тяжких обвинений, мало того, на присяжных и судей они произвели даже обратное действие — точно так же, как в свое время на Бруно. В словах обеих женщин они нашли лишь неопровержимое доказательство его вины.

Сам Губерт не скрывал правды. Когда ему огласили главный пункт обвинения, а именно: что незадолго до совершения преступления его видели вместе с молодой графиней, а затем между ними произошла ссора, и он пригрозил: «Тогда случится несчастье» — ему пришлось согласиться со всем этим. А тот факт, что первоначально он скрыл от следователя данное обстоятельство, Губерт объяснил тем, что не хотел афишировать свои отношения с молодой графиней.

Признание его не произвело на суд никакого впечатления. С убедительной точностью прокурор выдвинул повод к преступлению и яркими красками обрисовал и самое преступление. Любовь Губерта к Лили, его ревность, его странные, загадочные слова, наконец его покушение на самоубийство — все это обличало в нем преступника.

Таков оказался результат судебных прений ко второму дню заседания. К концу третьего дня предполагалось завершить разбирательство и вынести приговор. Не только заинтересованные лица, но даже местные жители нетерпеливо ожидали окончания суда.

Весь город разделился на две партии: одна за подсудимого, вторая — против.

Вторых было больше. Угрюмого рыжебородого лесничего открыто называли убийцей. И лишь немногие подали голос в его защиту.

Последние полагали, что любящий человек не способен на такое ужасное преступление против предмета своей страсти. Даже если бы он в порыве гнева и толкнул любимую девушку в пропасть, то и сам бросился бы туда же, чтобы умереть вместе с молодой графиней.

Противники Губерта возражали им и спрашивали, кто же в таком случае боролся с ней у края обрыва, кто столкнул ее в пропасть, без всякого сострадания предав молодое, ни в чем

неповинное существо ужаснейшей смерти?

Никакого вразумительного ответа не находилось. Все улики были против Губерта, а то, что он не признавал себя виновным, в расчет не принималось. Да и разве заглянешь в душу человека?

Таково было положение дел после второго дня суда.

Экзекутор отвел Губерта обратно в камеру. Это было мрачное, тесное помещение. Крепкие двери запирались тяжелым засовом. Единственное небольшое оконце, выходившее во двор, забрано было массивной решеткой. Низкий потолок образовывал подобие свода.

В камере не было ничего, кроме железной печки, жесткой постели, скамьи и стола, на котором стояла кружка с водой. Окошко выходило как раз на то место, где обычно совершалась казнь. Теперь эта процедура происходила уже не публично, а во внутреннем дворе тюрьмы.