Когда Брандт отошел довольно далеко, фон Митнахт вернулся к таверне и, укрывшись в тени стоящего напротив дома, стал наблюдать за входом в таверну.

Спустя несколько минут вернулись двое из собеседников доктора, которые уходили, опасаясь скандала.

Наконец через четверть часа показался и сам доктор. Он побывал у больной и теперь возвращался к друзьям.

На это и рассчитывал фон Митнахт.

Когда доктор скрылся в дверях таверны, управляющий оставил свой наблюдательный пост и поспешил к тому месту, где его ждал экипаж, чтобы отвезти в Варбург.

XX. СУДЕБНОЕ РАЗБИРАТЕЛЬСТВО

Новый поворот дела Губерта Бухгардта получил в городе широкую огласку. Пронесся слух, что, по словам спасенной девушки, называющей себя молодой графиней, преступление против нее совершил не лесничий. Многие, в том числе и фон Эйзенберг, считали это вымыслом, тем более что владелица Варбурга отказалась признать в найденной девушке свою падчерицу.

Самые разноречивые толки вызвало и заявление графини в суд. Она просила ускорить рассмотрение дела по обвинению Губерта в убийстве и попутно выяснить, что за личность некая молодая девица, выдающая себя за ее падчерицу, и кто за ней стоит, ибо, по мнению графини, девушка слишком молода и неопытна, чтобы самостоятельно решиться на столь подлый обман, и является всего лишь орудием в чьих-то руках.

Вскоре в суд поступил встречный иск и от самой девушки — о признании ее молодой графиней Варбург.

Вследствие этого двойного иска назначено было новое судебное разбирательство.

Для восстановления истины в суд было вызвано большое число свидетелей, знавших молодую графиню с детства.

В назначенный день и час открылось заседание суда.

— Итак, вы утверждаете, что являетесь графиней Варбург, дочерью покойных графа и графини Варбург? — обратился председатель к Лили.

— Да, утверждаю, — ответила Лили голосом, изобличавшим сильное внутреннее волнение.

— Лесничий Губерт Бухгардт обвиняется в том, что он ночью столкнул в пропасть молодую графиню Варбург. Вы же, напротив, утверждаете, что истинный преступник — другое лицо. Повторите суду ваше показание.

— Лесничий невиновен. Меня столкнул в пропасть управляющий замком Варбург. Его имя Курт фон Митнахт.

— Расскажите нам, как было дело.

— Во время грозы я шла по дороге в замок. Дорога в одном месте пролегает над самой пропастью. По пути я встретила лесничего Губерта. Он хотел проводить меня, но я не позволила ему этого. Было очень темно, но я помню каждый свой шаг, всю дорогу. Когда я подошла к известковым скалам, где дорога проходит над пропастью, кто-то схватил меня сзади и потащил к обрыву. Я прилагала усилия, чтобы освободиться. Как могла, боролась с напавшим на меня человеком, но мои усилия были слишком слабыми, я не смогла противостоять ему…

— Вы говорите, что было очень темно, — заметил председатель, — как же вы могли разглядеть лицо преступника?

— В тот миг, как он толкнул меня в пропасть, вспышка молнии осветила его лицо, и я узнала своего губителя. Это был фон Митнахт. Дальше я ничего не помню…

Этот короткий безыскусный рассказ произвел впечатление на слушателей.

— Дело происходило в воскресенье, двадцать третьего июля, — сказал председатель. — Только седьмого августа вы были найдены на скамейке у дома доктора Гагена. Можете ли вы объяснить, что произошло с вами в этот промежуток времени?

— Нет, этого я не могу сделать, — отвечала Лили.

— Можете ли вы объяснить суду, каким образом вы оказались в городе?

— Нет.

— Приведите обвиняемого, — приказал председатель.

Губерт еще не виделся с Лили, только слышал, что она жива. От их встречи ожидали многого.

Когда Губерт в своей арестантской одежде появился в зале суда, Лили со слезами на глазах пошла ему навстречу и протянула руку.

— Губерт, — сказала она дрожащим голосом, — ну вот мы и свиделись. Вы пострадали из-за меня.

— Графиня жива! — воскликнул Губерт. — Она спасена. О, тогда все хорошо! Я прошу вас, графиня, простить те слова, которые вырвались у меня той злополучной ночью.

— Я уже давно простила, Губерт, и больше не сержусь на вас.

— Вот и хорошо! — воскликнул он с сияющим от счастья лицом. — Я прощен, и это главное, а остальное — будь что будет.