– Даже жрец Солнца не знает об этом тайнике, – шепнула царица, затем, взяв его за руку, вернулась вместе с ним на террасу.

– Пора покинуть это место, – объявила она. – Обними меня, Фрэнсис, милый мой муж, подними меня и прыгай вместе со мной. Мы прыгнем первые и укажем путь остальным.

И они бросились в кипящую пучину вод. В ту самую минуту, когда обрушилась крыша, увлекая за собой целый поток огня и пылающих стропил, Генри, схватив Леонсию в свои объятия, кинулся вместе с ней в водоворот, который уже поглотил Фрэнсиса и царицу.

Подобно Торресу, четверо беглецов избегли столкновения со скалами и были вынесены подземным потоком к отверстию, которое выходило на поверхность земли и которое затянула чудовищная паутина. Генри плыть было гораздо легче, так как и Леонсия была хорошим пловцом. К счастью для Фрэнсиса, его умение плавать позволило ему без труда поддерживать царицу. Она слепо следовала его указаниям, спокойно держась на воде и не пытаясь ни схватить его за руку, ни помешать ему плыть.

Достигнув выступа, все четверо вскарабкались на него и решили отдохнуть. Обе женщины принялись выжимать свои волосы, которые быстрое течение в беспорядке разметало по их плечам.

– Мне не впервые довелось побывать с вами обоими в недрах гор, – смеясь, сказала Генри и Фрэнсису Леонсия. Впрочем, слова ее предназначались не столько для них, сколько для царицы.

– А я первый раз нахожусь со своим мужем в недрах гор, – также со смехом возразила царица, и отравленное жало ее насмешки глубоко вонзилось в сердце Леонсии.

– Похоже на то, что твоя жена не особенно ладит с моей будущей женой, – заметил Генри с обычной, свойственной мужчинам резкостью, к которой они прибегают, чтобы скрыть смущение, вызванное бестактностью их жен.

Однако таким чисто мужским приемом Генри добился лишь еще более натянутого и напряженного молчания. Обеим женщинам это, казалось, доставляло какое-то странное злорадное удовольствие. Фрэнсис тщетно пытался придумать, как вывести всех из неловкого положения. Наконец Генри в отчаянии поднялся и заявил, что намерен осмотреться. Предложив царице его сопровождать, он подал ей руку, чтобы помочь встать на ноги. Фрэнсис и Леонсия сидели рядом, и оба упорно молчали. Он первый нарушил молчание.

– Я готов был бы поколотить вас, Леонсия.

– А что я такого сделала? – спросила она.

– Как будто не знаете? Вы отвратительно себя вели!

– Это вы себя отвратительно вели, – со слезами в голосе возразила она, несмотря на твердое решение воздержаться от такой чисто женской слабости. – Кто просил вас жениться на ней? Ведь не вы вытащили короткую соломинку! Кто же просил вас добровольно совать свой нос в это дело? Разве я просила вас? Мое сердце чуть не остановилось в груди, когда я услышала, как вы заявили Генри о своем намерении жениться на ней. Я чуть было не упала в обморок. Вы даже не посоветовались со мной, а ведь это по моему совету, чтобы спасти вас от царицы, вы все бросали жребий… Мне не стыдно признаться вам: я сделала это, надеясь, что вы останетесь со мной! Генри вовсе не любит меня так, как вы уверяли, будто любите меня! И я никогда не любила Генри так, как любила вас, как я люблю и сейчас, да простит меня Господь!

Фрэнсис потерял всякое самообладание. Он схватил ее в объятия и крепко прижал к груди.

– И это в самый день вашей свадьбы? – прошептала она с упреком.

Он мгновенно отпустил ее.

– И все это я должен выслушивать от вас, Леонсия, да еще в такую минуту, – с грустью произнес он.

– А почему бы и нет? – вспыхнула она. – Вы любили меня, вы сами признались мне с таким жаром, что нельзя было бы не поверить, и вдруг сегодня добровольно, с самым веселым и радостным видом вы женитесь на первой встречной, первой хорошенькой женщине!

– В вас просто говорит ревность, – упрекнул он ее, и сердце его радостно забилось, когда она утвердительно кивнула головой. – Да, я допускаю, что вы ревнуете, но в то же время вы лжете со свойственной всему вашему женскому полу лживостью. То, что я сделал, я сделал вовсе не с радостным и веселым видом. Сделал я это ради вас и ради себя, а вернее всего, ради Генри. Слава Богу, во мне еще не умерло чувство чести.

– Мужского чувства чести не всегда достаточно для женщин, – возразила Леонсия.

– А разве вы предпочли бы, чтобы я был бесчестным? – быстро парировал он.

– Я ведь только женщина с любящим сердцем, – молящим голосом произнесла она.

– Вы настоящая злая, жалящая оса в образе женщины, – гневно возразил он. – И вы несправедливы ко мне.

– Да разве женщина бывает когда-либо справедливой, когда любит? – откровенно признала Леонсия. – Мужчины следуют правилам чести, которые сами же и изобретают, но знайте – как женщина, я открыто признаюсь в этом, – знайте, что женщина следует в жизни только законам любви, которые диктует ей ее любящее сердце.