– Баянова зарезали обычным кухонным ножом.

– Ну, я помню этот нож. Баян мне угрожал им. Ну, не то чтобы угрожал… Хотя угрожал… Схватил нож, я, говорит, сегодня с Кристиной, а завтра с моей женой. Ну, типа того, если вдруг что, он меня этим ножом…

– А этим ножом – ты его. Чтобы он к твоей жене не лез, так? – сверлящим взглядом смотрел на меня Толстоногов.

– Не убивал я Леву, – покачал я головой.

– Не помнишь, как убивал.

– Когда в машину садился, не было ножа…

– А не уехал почему?

– Так пьяный был, куда ехать?

– А может, ты собирался вернуться к Баяну?

– Да нет, не собирался.

– Не собирался, но вернулся. Он открыл тебе дверь, а ты его ножом в печень…

– Я не помню.

– Плохо.

– Почему?

– Если не помнишь, то и сильного душевного волнения не было. А сильное душевное волнение – это твой шанс.

– Сильное душевное волнение?

– Состояние аффекта. Ты мог убить Баянова в состоянии аффекта. А это всего до трех лет лишения свободы. Аффект может вызвать насилие, издевательство или тяжкое оскорбление со стороны потерпевшего. – Вадим полистал Уголовный кодекс, нашел нужную статью. – Все правильно, насилие, издевательство, тяжкое оскорбление… Есть еще и психотравмирующая ситуация. Ты говорил, что Кристина была твоей любовницей, а Баянов с ней спал…

– Говорил, – кивнул я, с трудом проталкивая слова через пересохшее горло. – Можно? – И, не дожидаясь ответа, взял со стола графин, стакан.

– Вот тебе и психотравмирующая ситуация… К тому же поведение потерпевшего можно отнести к систематически противоправному и аморальному. Шесть лет за разбой, вымогательства, шантаж… Поверь, это выход из ситуации.

– До трех лет лишения свободы?

– Один год – это тоже до трех лет. А можно и химией отделаться, хотя вряд ли. И на условный не надейся… Врать не буду, все три года влепят. И это, считай, повезло. В советское время аффект практически не рассматривался, статья была, и на практике как за умышленное убийство сажали. А сейчас можно через аффект выкрутиться. Если адвокат хороший. Тем более у тебя ситуация располагает… Вернее, предполагает.

Шарики в моей голове крутились со скрипом, но все-таки я понимал, что три года лишения свободы лучше, чем пожизненное заключение. Но и три года – это тоже не сахар.

– Но я ничего не помню.

– Если не помнишь, тогда за умышленное убийство сядешь. Состояние сильнейшего алкогольного опьянения вины не снимает, как раз наоборот. А твоя вина налицо, – сурово смотрел на меня Вадим. – Оружие убийства в машине, кровь на руках и на одежде. И я не буду отрицать твой интерес к персоне Баянова. Как помогал тебе выяснять насчет него, расскажу…

– Но я правда ничего не помню!

Я зажмурил глаза и, обхватив голову руками, закачался на стуле. Все правильно говорит Вадим – улики против меня. А ведь я действительно мог подняться в квартиру, а Лева – открыть мне дверь…

– Значит, надо вспомнить.

И я вспомнил. То, что в квартире была Кристина, вспомнил.

– А Кристина что говорит?

– Какая Кристина?

– Как это какая Кристина? – Я ошеломленно посмотрел на Толстоногова. – Я же говорил!

– Говорил, – кивнул он. – Только не было ее в доме.

– Как это не было? Должна быть. Это ее квартира!

– Не было никакой Кристины в доме. Когда прибыл наряд, в квартире был только труп.

– Ну, может, она растерялась, уехала… А кто полицию вызвал?

– Соседи. Дверь приоткрыта была, труп в прихожей лежал…

– В прихожей?

– Я же говорю, ты мог вернуться в квартиру и ударить Баянова ножом…

– Он мне открыл дверь, а я его ножом, да?

– Ну, вот видишь, уже вспоминаешь.

– А как я мог его ударить, если нож на кухне оставался?

– Ты помнишь, где оставался нож?

– Нет, я помню, что в машине у меня ножа не было. Я без ножа выходил.

– У тебя мог быть свой нож. Но эту версию лучше исключить. Баянова убили ножом из кухонного набора. Идентичные ножи остались в сорок восьмой квартире, а оружие убийства нашли у тебя в машине. Такая вот невеселая ситуация.

– И как из нее выпутаться?

– Не надо выпутываться. Расскажи, как все было. Расскажи, как ты застукал свою любовницу с Баяновым, как он издевался над тобой, вымогал у тебя деньги. Было такое? – Вадим смотрел на меня неподвижным, будто замерзшим взглядом.

– Ну, было.

– Ты пил с ним, но не напивался. Это важно. Ты должен помнить, как ударил его ножом. Как ударил и за что. Это очень важно. Если признаешь свою вину, будет следственный эксперимент, и ты должен будешь показать, как все было…

– Но я не помню!..

– Ничего, я помогу тебе восстановить картину. И следственный эксперимент подтвердит твою вину.

– Но я ведь не убивал!..

– Убивал! – ничуть в том не сомневаясь, отрезал Вадим. – Я это знаю точно, поэтому ты не думай, что я предлагаю подлог. Нет, я всего лишь помогаю тебе щадящий вариант. И только потому, что знаю, кто такой Баянов. Будь он законопослушным гражданином… В общем, давай без лирики. Если ты согласен признать свою вину, то я помогу тебе смягчить ее. Если нет, попадешь на умышленное убийство, это до пятнадцати лет. А если навесят отягчающие, уже «двадцатка» или даже пожизненное. А отягчающие обстоятельства на трупе. Восемь ножевых ран – это можно классифицировать как особую жестокость. Но если без жестокости, то пятнадцать лет – это немало, согласись.