Следует, однако, помнить, что все фарисейское движение, а вовсе не одни назареяне, переживало фазу быстрой экспансии и ревностной вербовки прозелитов. Царство Адиабена в Месопотамии было обращено в фарисейский иудаизм примерно через десять лет после смерти Иисуса. Римские писатели с тревогой свидетельствуют о распространении иудаизма в Римской империи.

Подобно другим фарисеям, назареяне признавали две степени обращения в иудейство. Полное обращение включало обрезание, принятие еврейского закона в его полном объеме и принятие еврейской национальности. Но признавалось и некое частичное обращение в еврейскую веру – причисление к «богобоязненным» или «привратным прозелитам». Требования к такому обращению были куда менее строгими и не включали ни обрезания, ни перемены национальности. Словом, этих прозелитов можно определить как «сочувствующих иудейству».

Ожидалось, что в грядущие дни Мессии лишь меньшинство населения мира предпримет полное обращение в иудейство, а большинство станет «богобоязненными», признавая только «семь законов сынов Ноя», но чтя евреев как «нацию священников». Назарейские группы новообращенных содержали прозелитов обоих типов, и следует снова подчеркнуть, что это была характерная фарисейская модель миссионерства, и здесь назареяне ни в чем не отличались от фарисеев. Те назарейские новообращенные, которые принимали полное обращение, должны были соблюдать еврейский закон полностью, как это делали и сами назареяне.

Теперь мы подходим к поворотной точке в развитии движения Иисуса, к появлению Павла, превратившего назарейство в христианство. Павел (первоначально Савл, Саул) начинал как противник назареян, которых преследовал, будучи агентом саддукейского первосвященника {Деян., 9, 1. Сомнительно, чтобы Павел когда-либо был фарисеем. Если бы он им был, то относился бы к назареянам столь же терпимо, как и его мнимый учитель Гамлиэль.}. Однако около 36 г. н.э. он обратился в назарейство в результате личного откровения. И вскоре начал выдвигать новый взгляд на деятельность Иисуса, достаточно несовместимый ни с назарейством, ни с фарисейством.

Взгляды Павла отражены в его Посланиях, написанных примерно в 50–55 гг. н.э. Эти Послания, большинство из которых являются подлинными сочинениями Павла, являются самыми ранними документами в составе Нового Завета. Они придают Иисусу божественный ранг, объявляют еврейский Закон отмененным и истолковывают смерть Иисуса в терминах гностической сотериологии (учения о «спасении»).

Позднейшая христианская доктрина в них еще не совсем развита (так, Павел ничего не говорит о Троице или непорочном зачатии), но богословская база для позднейших доктрин – дуализма, парадоксальности, предопределения, отпущения грехов, «первородного греха» – уже сознательно заложена. Павел, мистик гностического типа, никогда не знал Иисуса лично, но уверял, будто в результате особого откровения знает, что именно имел в виду Иисус.

Евангелия в том виде, какой имеют сейчас, являются павлинистскими документами, то есть перетолкованиями жизни и смерти Иисуса в свете теорий Павла. Но три синоптических Евангелия пытаются добиться такого нового истолкования путем приспособления существовавших назарейских документов, а не путем полного написания Евангелий заново. Единственным новозаветным документом, который, по-видимому, уцелел от назареян, претерпев лишь легкую павлинистскую правку, является «Послание Иакова», принадлежащее перу вождя назареян, родного брата Иисуса {Послание именует эту общину «синагогой», вместо того чтобы применить позднейший христианский термин «экклесия» («церковь»). Оно резко выступает против Павловой доктрины «оправдания верой», говоря «вера, если не имеет дел, мертва». Оно нападает на пороки богачей, что делает его созвучным радикальной политике зелотов. Оно проникнуто чистым единобожием и не содержит ни Павловой христологии, ни гностицизма. Лютер исключал это Послание из канона доктринальных оснований.}.

Павел был чрезвычайно одаренным миссионером, и его новая версия миссии Иисуса имела огромный успех, особенно у «привратных прозелитов», или новообращенных второго типа, уже обращенных из язычества назареянами. Отмена еврейского Закона Павлом устраняла различие между обращенными первого и второго сорта и делала ненужным такие трудные требования, как обрезание.

Однако иерусалимские назареяне во главе с Иаковом, братом Иисуса, пришли в ужас от деятельности Павла, которая казалась им капитуляцией перед язычеством и идолопоклонством. Произошел большой раскол (около 60 г. н.э.) между иудео-христианами (или назареянами) и неевреями-христианами (или павлинистами) {Одна из целей «Деяний» состоит в том, что преуменьшить конфликт между Павлом и иерусалимскими назареянами. Мы видим, однако, из «Послания к галатам» (2 и след.), что Павел серьезно поссорился со старейшинами Иерусалимской церкви. Глава 15 «Деяний» дает идеализированную версию этого конфликта и уверяет, будто он был решен в пользу Павла и будто миссия Павла к язычникам получила благословение иерусалимских старейшин. Что дело обстояло не так, показывают враждебность эсмонитов (назареян) к Павлу и сильно затуманенная версия окончательного разрыва между Павлом и Иаковом в «Деяниях» (15).}.

В этой книге термин «позднейшая христианская церковь» применяется для обозначения павлинистской общины, которая возникла как соперница «иудео-христианской церкви». Следует, однако, помнить, что Павел обращал в свою веру и евреев, что многие из его сторонников были уже предварительно обращены в ту или иную форму иудаизма и что назареяне никогда и ни в какой период не называли себя «христианами». Но основную массу тех, кто примкнул к Павлу, безусловно составляли выходцы из эллинистических язычников, что позволяло им откликаться на гностические черты его учения.

Так что всего через тридцать лет после смерти Иисуса среди его последователей возникли сильные раздоры. Несомненно, назареяне были вправе претендовать на то, что являются подлинными носителями и распространителями учения самого Иисуса, ибо были очевидцами дел Иисуса, его соратниками и родичами. Павел же, выводивший свое представление об Иисусе из видений, в действительности был создателем своих собственных доктрин, истинным основателем христианства как исторического явления и как новой религии, отличной от иудаизма {См.: Brandon S.G.F.The Trial of Jesus of Nazareth. P. 62.}.