Дальше шли пустые страницы, но между ними лежала сложенная фотография. На фотографии – я и Йоланда, заснятые на ее свадьбе. Какие мы молодые и счастливые! Слезы застлали мне глаза. Ах, Брюс! Кто знает, что случилось бы между нами, останься ты жив. Но твой подарок из прошлого – такое утешение! Слезы лились по моим щекам, а я даже не вытирала их. То были живительные слезы, дававшие мне обретение всех смыслов в прожитой жизни. Я трепетно прижала к груди записную книжку.

Так ты все же любил меня, любил, как когда-то любила тебя и я. Прочитав твою исповедь, я с полным правом могу перевернуть ту главу своей непрожитой жизни, в которой описывается, как мы с тобой никогда не были вместе… Я рада, что ты никогда не узнаешь о том, как я тебя предала. Впрочем, хватит об этом…

Сегодня нет поводов для грусти. Сегодня у нас праздник. После стольких лет мы с Йоландой нашли друг друга, а потому надо постараться наверстать упущенное.

А мои секреты – что ж, они останутся со мной. Не стоит обременять своими горестями других. Я хорошо провела время на Крите. Моя поездка превратилась в своеобразное паломничество: я отдала дань уважения погибшим, я обрела живых, а потому надо жить и радоваться жизни.

Лоис, Алекс и Мак, взявшись за руки, пытались изобразить присутствующим сиртаки под музыку из кинофильма «Грек Зорба». Мне со стороны было видно, что получалось пока не очень, но танцоры старались изо всех сил. Кажется, наше путешествие придало новый импульс не только мне. Я сильнее прижала дневник к груди и улыбнулась своим мыслям. Впервые за долгие десятилетия я почувствовала себя по-настоящему свободным человеком. Ведь я вернулась к себе домой, на остров Крит, самый необыкновенный остров на свете.

Я потеряла здесь своего возлюбленного, это правда, но все равно Крит всегда будет жить в моем сердце. Вернувшись в Стокенкорт, я снова перечитаю дневник Брюса. Надо подумать об увековечении его памяти. Быть может, стоит передать сам дневник в военный архив. Но это уже после моей смерти. А пока надо жить настоящим и смотреть в будущее. Ведь часы тикают, неотвратимо приближая конец. А столько еще надо успеть сделать.

Я бросила машинальный взгляд на стол, уставленный знаменитыми критскими десертами на любой вкус. От соблазнительных запахов, от разноцветья красок, от жизнерадостной музыки кружится голова. Судя по всему, веселье затянется до утра. Но как хорошо, когда люди веселятся. Я снова улыбнулась и решительным шагом направилась в круг танцующих.

Райнер пристроился в хвост очереди на автобус, который подвозит пассажиров на летное поле прямо к самолету. Он улетал в Афины самым первым утренним рейсом. Он взобрался по ступенькам и на минуту замешкался. Последний прощальный взгляд на горы. Несмотря на ранний час, в воздухе уже ощущался зной. Пора, пора к себе на север, в пустой дом, к серой, размеренной жизни, в которую лишь письма да корреспонденция вносят какое-то разнообразие. Дома, он уже знал это наверняка, он станет скучать по этому горячему южному солнцу. И той насыщенности, которой полнились дни его пребывания на Крите, ему тоже будет недоставать.

Место в салоне самолета рядом с ним осталось свободным. Зато напротив он, к своему удивлению, обнаружил ту самую красивую молодую женщину с мальчиком, которых уже не раз встречал во время блужданий по острову. Он помог женщине уложить на полку ручную кладь, и она не преминула поблагодарить его улыбкой. Мальчик сразу же с головой ушел в какую-то игру.

– Все хорошее когда-нибудь кончается, – вежливо сказал Райнер. – Тоже домой? Мы с вами вместе плыли сюда на пароме.

– Да. Отпуск, к сожалению, пролетел так быстро! А вы, наверное, каждый год приезжаете на Крит? Многие так делают.

– Нет. Я здесь всего лишь во второй раз. Красивое место. Прошу прощения за любопытство, но ваша мать не летит вместе с вами?

Женщина улыбнулась.

– Это моя тетя. Точнее, бабушка по линии мамы. Нет, она передумала в самый последний момент и решила задержаться на Крите еще немного. Она встретила здесь старую подругу, представляете?

– Замечательно! Она живет вместе с вами?

– О, нет! Что вы! – рассмеялась женщина. – Тетя Пен не выносит лондонской суеты. Она живет в Котсуолде.

Женщина внимательно глянула на сынишку.

– Мы с женой когда-то бывали в Стратфорде-на-Эйвоне. Там очень красивые места. Потом навестили друзей в Челтене и еще где-то отмечались, но я уже перезабыл все названия. Давно было.

– Да, там очень красиво! – согласилась с ним собеседница. – Тете Пенелопе повезло жить среди такой красоты. Она живет в Стокенкорте. Тоже очень красивая деревня.

Что-то оторвалось в груди Райнера. Неужели она сказала «Пенелопа»? Не может быть! Значит, если бы та женщина возвращалась домой, они сидели бы рядом. Невероятно! Значит, это Пенелопа улыбнулась ему в кафе, ее он видел на палубе парома в предрассветный час, ее он видел склоненной у одного из надгробий на военном кладбище.

Какая вопиющая несправедливость! Снова оказаться рядом и быть так далеко друг от друга. Нет, что бы ни подумала эта молодая дама о его чрезмерной назойливости, он должен выяснить все до конца.

– Я прошу простить меня за излишнее любопытство, но ваша тетя… Пенелопа, она, случайно, не была медсестрой?

Женщина просияла:

– Да! Тетя Пен всю жизнь проработала медсестрой. Она долгие годы работала в Африке в Мали, учила там своему ремеслу молоденьких медсестер. А вы ее знаете?

– Не был уверен до конца. Она с самого начала напомнила мне одну женщину, но я не решился лезть к вам со своими догадками. Знаете, вокруг полно туристов, легко обознаться. Но мир тесен, и это именно она. – Райнер помолчал и, сделав глубокий вдох, закончил: – Передайте ей при случае привет и пожелания всего самого наилучшего.